- Я хотела устроить праздник поскромнее, пригласив лишь латиноамериканцев, нескольких чиновников госдепартамента, светских хроникёров и кое-кого из журналистов. Это было бы и дешевле и веселее. Но где там! Дон Габриэль Элиодоро пожелал, чтобы всё было на широкую ногу. В Вашингтоне, как вам известно, более восьмидесяти дипломатических представительств... и мы пригласили всех! - Она рассмеялась и сжала руку Билла. - Если б вы видели лицо дона Габриэля, испуганное и вместе с тем восхищённое, когда прибыли послы Ганы и Ирака в национальных костюмах. А при виде супруги индийского посла в сари он чуть не захлопал в ладоши. Дон Габриэль радуется как мальчишка.
- Вы пригласили и советского посла?
- Конечно. По специальному указанию дона Габриэля Элиодоро. Встреча с русским тоже была весьма примечательной. Оба великана без конца трясли и пожимали друг другу руки, обмениваясь широкими улыбками. Русский, как вы знаете, свободно говорит по-английски, наш же посол - только по-испански. Я, кстати сказать, выполняла обязанности переводчицы, пока съезжались гости. Сейчас меня сменил Пабло, чтобы я немного передохнула. - Клэр встала на цыпочки и поверх голов посмотрела на двери зала. - Пожалуй, мне пора вернуться на свой пост. До скорого, Билл. Развлекайтесь!
Голубое облако уплыло в вестибюль. Билл Годкин проводил его взглядом, в котором читалась симпатия. Потом поставил стакан на столик и принялся набивать трубку.
Пабло Ортега стоял в центре зала, поглядывая по сторонам в поисках Гленды Доремус, хотя и не очень надеялся увидеть её. Вдруг кто-то ткнул пальцем ему в спину и крикнул:
- Руки вверх!
- Гонзага! - Обернувшись, Пабло сжал в объятиях бразильца.
- Охлади свой латиноамериканский пыл, - прошептал тот. - Англосаксы и скандинавы взирают на нас с осуждением...
- Я поджидаю одну дорогую гостью...
- Японочку?
- Нет, американку. Я видел её всего лишь раз, но сегодня утром звонил ей, и она обещала прийти.
- Хорошенькая?
- Я не очень уверен в этом. Но по-моему да.
Посмотрев на потолок, Гонзага тихо сказал:
- Титито прав. В отделке этого зала смешались по меньшей мере три Людовика - четырнадцатый, пятнадцатый и шестнадцатый. Я бы не удивился, если б дон Габриэль Элиодоро в платье Людовика пятнадцатого восседал на троне... Только что я имел удовольствие пожать прелестную ручку мадам Помпадур...
Пабло не обратил внимания на последние слова друга, так как едва ли не со страхом уставился куда-то в сторону.
- Смотри-ка, кто пришёл! - шепнул он и подумал, что хорошо бы избежать встречи. - Вон та худая и бледная женщина в чёрном...
- Кто она? Смерть?
- Так ты её не знаешь? Это же Августа Шнейдер, дружище! Про эту венку рассказывают самые невероятные истории. Будто бы она провела год в нацистском концлагере и тронулась. У неё тихое помешательство, понимаешь?.. После прихода американских войск она приехала сюда, у неё здесь был дядя, который умер, оставив ей небольшое состояние. Она бывает на всех дипломатических приёмах, хотя никто не посылает ей приглашений. У неё прямо страсть к испанскому языку и латиноамериканцам, но она всем надоела, и все убегают от неё. Давай незаметно проберёмся в другой зал...
Поздно! Августа Шнейдер стояла перед ними, улыбаясь своей печальной улыбкой. Она походила на портрет, написанный акварелью, который мог бы погибнуть, если б его вовремя не реставрировали: соломенные волосы, серые выцветшие глаза, бледная дряблая кожа. Августа с улыбкой смотрела на Пабло. Пабло - тоже с улыбкой - на Августу. Гонзага улыбался обоим. Ортега не сомневался, что сейчас повторится обычный диалог.
- Я вас знаю, - пробормотала австрийка, указав на него длинным и худым указательным пальцем и кокетливо прищурившись.
- Конечно, знаете, сеньорита.
- Вы чилиец, не так ли?
- Нет, сеньорита, я...
- Не говорите, я сама отгадаю. Эквадорец!
- Нет, - ответил Пабло, сохраняя серьёзный вид, несмотря на гримасы, которые строил Гонзага, стоявший за спиной Августы.
- Мексиканец?
- Нет.
- Но вы дипломат...
- Да.
- Перуанец?
- Нет.
- Тогда, наверно...
- Я из Сакраменто.
- Да-да, я знаю ваше лицо. Меня зовут Августа, а вас?
- Ортега. Пабло Ортега.
- Очень приятно. - Девушка протянула руку, которую Пабло не задержал долго в своей.
Вдруг лицо Августы Шнейдер просветлело: она заметила супругу тайваньского посла, пользовавшуюся большим уважением в дипломатических кругах Вашингтона. Забыв о Пабло, она направилась к китаянке.
- Миссис Као!
- Спасены, - вздохнул Ортега.
- Нет, теперь пришёл мой черёд, - смиренно сказал Гонзага. - Появилась моя "возлюбленная", бог покарал и меня.
Миссис Патриция К. Вудворд - ей было уже под семьдесят - принадлежала к числу самых известных дам американской столицы и гордилась своей дружбой с супругой президента. Испытывая материнскую нежность к латиноамериканцам, она изучала испанский язык вместе с жёнами конгрессменов и, как говорил Гонзага, после трёх лет занятий едва освоила несколько фраз, вроде: "Buenos dias, amigos!", "Hasta la vista", "Que rico!", "Muchas gracias!"
Она схватила Пабло за подбородок и, потрепав, сказала: