Господин посол

Позавчера я собрал кабинет министров, чтобы выяснить, какие шаги предприняты в отношении предложенного мной дополнения к конституции, которое позволит вторично переизбрать меня. В свое время меня заверили, что дополнение это будет утверждено самое позднее в начале марта. Сейчас скоро май, и до сих пор ничего не сделано. Министр внутренних дел сказал мне, что, по мнению его самого и большинства его коллег, обсуждение моего дополнения было бы опасно, так как разожгло бы страсти, а для левых явилось бы предлогом для волнений. Я не сдержался и обругал Альенде, тот покраснел, опустил голову, но не ответил ни слова. Тогда я спросил в шутку, уж не поторопились ли славные министры найти кандидата в мои преемники, и он ответил положительно. Как ты думаешь, кто он? Д-р Рамон Техера, председатель Верховного трибунала! Альенде принялся расхваливать этого, как он выразился, образованного и честного гражданина, уважаемого юриста, человека независимого и способного завоевать доверие большинства избирателей. Я снова потерял терпение и крикнул: "Если доктор Техера и может быть кандидатом, то только в дом для престарелых! Ему почти восемьдесят лет! Вы просто с ума сошли!" Министры молчали. Они мечтают о марионетке, которой помещики, банкиры и промышленники станут вертеть как заблагорассудится. Со мной это не удастся, и они это знают. Теперь я вижу, что ты был прав, когда говорил мне, что я окружен предателями. Это уж слишком! Они подобрали кандидата, не посоветовавшись со мной, а меня обманывали обещаниями утвердить мое дополнение.

Какие же меры надо принять, чтобы уберечь страну от власти коммунистов и сакраментской плутократии, которая так и не признала меня и всегда была против правителя столь скромного происхождения? Мне кажется, выход - в новом государственном перевороте. Вчера я тайно беседовал с военным министром, который думает, как я, и гарантирует мне полную и безоговорочную поддержку со стороны армии. Мы должны выступить до ноября, но нам, как ты сам понимаешь, нужен предлог для роспуска конгресса и введения осадного положения. Наконец, мы не можем не считаться с мировым общественным мнением и особенно с мнением Соединенных Штатов и ОАГ. Вчера же я пригласил на завтрак во дворец американского посла и архиепископа, и ты, конечно, догадываешься, почему именно их. Я прощупывал американца, который прикидывается дураком, а на самом деле - хитрая бестия, и пришел к заключению, что он тоже хочет, чтобы я ушел. Тогда я без обиняков спросил дона Панфило, что он думает относительно дополнения к конституции. Его ответ, по обыкновению, был красноречив и изящен, однако уклончив. Еще бы! Архиепископ мечтает о президенте, который каждое воскресенье будет ходить к мессе, как этот святоша д-р Техера!

А раз так, кум, нам остается только ждать, пока смутьяны поднимут голову, и тогда мы начнем действовать. Если же они до ноября ничего не предпримут, мы будем вынуждены снова что-нибудь придумать, чтобы опять припугнуть угрозой коммунизма госдепартамент и тех, кого твой "друг" Грис, этот безнравственный изгнанник, именует "сельской олигархией".

Беда только в том, что любое политическое волнение может сейчас повредить займу. Надо ли повторять, что я всю свою жизнь мечтал хотя бы начать сооружение транссакраментской дороги, и почитал бы себя самым счастливым человеком в мире, если бы она была названа моим именем.

Сообщи мне как можно скорее свое мнение относительно всех этих вопросов. Иногда я раскаиваюсь, что послал тебя в Вашингтон. Ты один из немногих, в чьей преданности и дружбе я не сомневаюсь, и все же тебе пока придется оставаться там, чтобы добиться займа, чрезвычайно важного для нашей родины. Что же касается остального, то предоставим лодке плыть по течению. Я верю в свою звезду. До ноября мы найдем предлог для переворота.

Разрешаю тебе показать это письмо только Угарте и больше никому. А потом лучше всего было бы сжечь его. Я всегда боялся написанного. Позволь от всего сердца обнять тебя твоему старому другу и куму

Хувентино".