Сорен ответил на ее вызов, перекатив их обоих на бок. Он перекинул ее ногу через свое бедро и продолжил двигаться в ней. Она почувствовала, как ладонь Кингсли ласкает ее шею и опускается к пояснице. Она расслабилась от прикосновения и гипнотизирующего ритма движений Сорена. Когда она напряглась от холодной жидкости на ней и начала протестовать, Сорен успокоил ее поцелуем и провел свободной рукой по ее скуле.
- Ради меня? - спросил он.
Она ответила кивком и уткнулась в его грудь, а Кингсли начал проникать в нее. Элеонор хныкнула, когда оба мужчины оказались внутри нее. Ее первый опыт с анальным проникновением был ужасающим, но с тех пор она полюбила его. Для нее это была вершина сексуальной близости, и, казалось, Сорену это нравилось почти так же, как и ей. Может, даже больше. Но в нее никогда не проникали одновременно и вагинально, и анально. Она вцепилась в Сорена от страха и потребности. Она ощущала себя переполненной ими. Ее ноготки впились в спину Сорена. Сорен убрал ее руку со своей шеи и прижал к бедру Кингсли.
- Его, - прошептал он у ее губ, и Элеонор жестко исцарапала ноги Кингсли, достаточно жестко, чтобы понять, что на коже останутся следы. Кингсли застонал, и темп его толчков усилился. Принятие боли, казалось, еще больше возбуждало Кингсли, как и Сорена причинение боли.
Элеонор начала глубоко дышать, и ее оргазм стал снова нарастать, Кингсли завел руку за ее бедро и нашел клитор. Никогда прежде она не испытывала такого наслаждения. Оно окутывало ее, поглощало и заглатывало. Она сдалась полностью, отдавшись ему. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько распутной, бесстыдной. Она была лишь телом, которое существовало только ради удовлетворения мужчин. И в этот момент она ухватилась за эту мысль, как сакральная проститутка античных времен, раскрываясь богам, мужчинам и животным, чтобы их троица стала единым целым.
Когда она кончила, оргазм сковал ее живот железными когтями, и она будто целую вечность содрогалась в руках Сорена. Она даже не заметила, что они оба кончили в нее, настолько она потерялась в собственном экстазе. Только когда она легла на спину, ощутила, как влага вытекает из нее, изливаясь на бедра и простыни.
Они оба смотрели на нее, и она поняла, что они ждали ее реакции. Сначала она лишь дышала, глаза полуприкрыты. Но что-то внутри нее вскипало, мощная волны эмоций, и по какой-то причине, по какой-то странной чудесной неописуемой причине, она начала смеяться. Радость била ключом, поднимая ее сердце так высоко, что она ощутила, как парит над постелью. И два других смеха присоединились к ней, создавая симфонию, разрывающую комнату. Сорен прижал ее ближе и глубоко поцеловал.
- Jeg elsker dig, min lille en, - сказал он в ее губы.
- Вы даже представить себе не можете, как меня заводит, когда вы говорите на датском, - ответила она, все еще смеясь.
- Конечно, представляю. А теперь поспи немного.
- Куда вы идете?
Сорен посмотрел через ее плечо, она повернулась и встретилась глазами с Кингсли.
- За вином, - ответил Кингсли. - Мы сходим за вином.
Вино... конечно. Они оба любили вино. Без сомнения, по бокалу красного. Или два. Чтобы выпить его, им понадобится немного времени; она в это время могла поспать, как ей приказали.
Девушка поудобнее расположилась на кровати. Кингсли и Сорен надели брюки и рубашки, не заправляя их. Они оба выглядели так дерзко, так беспардонно в своих растрепанных одеяниях.
Поскорее возвращайтесь, она не думала, что произнесла это вслух. Поскорее возвращайтесь - может быть воспринято как приказ. Они отдавали приказы. Она исполняла их. Ох, как она исполняла их.
Они приехали к дому Кинглси в полночь. В ночное время всегда безопаснее путешествовать, когда миновала пора экстренных вызовов. Много вечеров прошло впустую из-за того, что Сорена вызвали к одному из прихожан. Каждый час, который они проводили, они крали. Не удивительно, что Сорен хотел, чтобы она и Кингсли разделили эту ночь. Возможно, в будущем, когда церковь заберет у нее Сорена, она могла бы приходить сюда и не спать в одиночестве.
Но сейчас она спала одна, а Кингсли и Сорен отправились выпить вина.
Но вина они так и не выпили.
- Так что же произошло? - прервала Мари-Лаура. - В доме не оказалось вина?
Нора вздохнула, когда вопрос Мари-Лауры вырвал ее из истории. Как ей хотелось подольше остаться в том воспоминании о той ночи, о ночи, когда внутри нее начала возрождаться женщина по имени Нора Сатерлин.
- О, в доме было достаточно вина. У Кингсли хорошо укомплектованный погреб.
- Тогда что же случилось, после того как мой брат и мой муж изнасиловали тебя?
- Не знаю, - призналась Нора, ненавидя свою неосведомленность в этом вопросе. - Во всяком случае, не все.
- Но что-то ты знаешь.
- Кое-что знаю.
- Расскажи.