Госпожа де Шамбле. Любовное приключение. Роман Виолетты

Лилла положила руку на сердце — оно еще не билось так даже перед самыми представительными собраниями — и начала.

Я знал "Kabale und Liebe"[26] наизусть и мог слово за словом следовать за чтицей. И, несмотря на ее небольшие огрехи в произношении, казавшиеся мне почти незаметными, я был восхищен простотой и приподнятостью ее речи.

Госпожа Шрёдер слушала и постоянно делала ободряющие знаки.

Когда Лилла закончила, она сказала:

— Ну, а теперь что-нибудь в стихах.

Лилла прочитала отрывок из "Мессинской невесты".

— Хорошо!.. Отлично! Браво! — воскликнула г-жа Шрёдер, выслушав. — Теперь "Маргариту за прялкой" — и все.

Лилла села, повернулась к стене и прочитала всю песню, которая начинается словами: "Meine Ruh ist hin" ("Ушел навечно мой покой"), с такой печалью, с такой проникновенной грустью, что у меня на глазах выступили слезы и на этот раз я не сдержался и начал аплодировать.

Госпожа Шрёдер внимательно слушала: она понимала, что ее слова будут приговором.

— Если бы вы пришли ко мне, чтобы услышать комплименты, мое дитя, то я с удовольствием скажу — это просто отлично. Но вы ведь пришли, чтобы попросить у меня совета, и я отвечу — вам нужно полгода усердной, добросовестной и кропотливой работы. Через полгода вы будете говорить по-немецки, как уроженка Саксонии. Можете вы посвятить полгода такой работе?

— Я думала, мне понадобится год, — ответила Лилла.

— Итак, вы уверены в том, что хотите. А с кем вы будете работать?

Лилла очень грациозно встала на колено перед г-жой Шрёдер.

— Я очень надеюсь!.. — сказала она, скрестив руки и умоляюще глядя на нее.

— А, понимаю, вы хотите, чтобы я была вашим учителем?

Лилла кивнула.

Трудно представить, что можно быть более восхитительной, чем была в ту минуту Лилла, когда она устремила свои огромные голубые глаза на великую актрису.

Госпожа Шрёдер взяла в свои руки эту обворожительную головку и, приблизив ее лоб к своим губам, сказала:

— Хорошо, договорились, вы будете моей последней ученицей.

— О, поверьте, я вам так признательна! — воскликнула Лилла, покрывая поцелуями лицо старой актрисы.

Мы ушли от нее в полночь и вернулись в гостиницу. Лилла была пьяна от счастья.

На следующий день мы расстались.

С тех пор я больше ее не видел.

Но в июле я получил такое письмо:

"Мой хороший и добрый друг!

Позвольте поделиться с Вами моей радостью: я начала играть на немецком языке в лучших театрах Германии главные роли в произведениях наших великих писателей.

Благодаря урокам г-жи Шрёдер я добилась большого успеха. Все мои творческие желания исполнились.

Я пишу Вам из Остенде, где принимаю морские ванны. Если бы я могла верить, что Вы не забыли еще свою спутницу, то сказала бы Вам — приезжайте.

В любом случае — увижу я Вас еще или нет — поверьте, что я до сих пор люблю Вас как сестра.

Мой сын прекрасно себя чувствует и стал еще очаровательнее. С двухлетнего возраста он знает Ваше имя, а в десять будет знать Ваши книги.

Жаль, что приходится прощаться. Но что поделаешь. До свидания.

Л. Б."

Первым моим побуждением было подняться и бежать в полицию за паспортом.

Но, против обыкновения, я не поддался первому побуждению.

За ним, по правде сказать, сразу же пришло второе, на этот раз оказавшееся верным. Тихий голос говорил мне: "Зачем тебе это? Как друга ты не полюбишь ее сильнее. А тебе известно, что бесполезно любить ее по-другому".

Александр Дюма

Роман Виолетты

Предисловие

Порой мне кажется, что я провел на Земле не одну тысячу лет и что бесплотный мой дух, вобрав в себя целую череду человеческих судеб, переселился на Марс, где пребывает и поныне.

— Обрел ли он счастье, покинув нашу юдоль слез? — спросят себя те, кто остался скорбеть на Земле.

— Вовсе нет, поверьте! Хотя пребывать на планете, где я теперь нахожусь, неоспоримо лучше, ничто меня здесь не радует.

Когда со мной случаются приступы хандры, я оглядываюсь назад; именно под влиянием одного из них я взялся сегодня за перо, пытаясь запечатлеть на бумаге лучшие воспоминания былых лет.

Должен признаться моим будущим читателям, что в своих земных воплощениях я был великим грешником перед Всевышним. Вот почему лучшее для меня утешение — созерцать среди встающих в моем воображении теней силуэты женщин.