На выходе из зала висела еще одна шкура, когда-то принадлежавшая редчайшему черному ягуару, и за ней открывался внутренний дворик. В его центре находился бассейн, к которому спускались две трубы с нежно журчащей водой; от одной из них поднимался пар (видимо, она соединялась с горячим источником, коих немало в окрестностях Кахамарки). У бассейна толпились люди – мужчины и женщины. Пестрота одеяний, нарумяненные щеки и подведенные ярко-синие брови, колышущиеся перья всех цветов и размеров, расписанные узорами анаки – все это создавало ощущение сельвы, бесконечной в своем цветении. Даже ежегодный праздник Солнца, который не раз наблюдали, и Ранча в своем Чавине, и Манко в Тумбесе, не могли сравниться с этим самым обычным днем Великого Инки.
Самого Инку не сразу удалось разглядеть среди окружающего великолепия – и без того невысокий, он сидел на небольшом помосте, поджав ноги. Его голову украшала неизменная маскапайча[30]
– признак верховной власти. Алая бахрома, скрепленная золотыми зажимами, закрывала лоб и свешивалась до самых бровей. Темя и затылок покрывал верх из черно-белых перьев священной птицы курикинке. Манко подумал, что мог бы изготовить его более искусно, добавив разноцветные перья колибри, но ему никогда не доверяли подобную работу; для нее в Куско держали специального мастера.Глаз Великого Инки не было видно, но по движениям головы все понимали, что он внимательно наблюдает за происходящим. Пауза постепенно перерастала в „немую сцену“, и первым занервничал Манко. Он чувствовал себя неуютно, когда сзади стояли вооруженные воины, а впереди бесстрастно восседал тот, кто отдает им приказы, являющиеся окончательным приговором на всю оставшуюся жизнь. Ранча выглядела воплощением покорности (обнаженная и побитая, она знала, что выглядит, как янакуна, и сильнее унизить ее уже невозможно. Какое избавление от позора ждет ее, мог решить только справедливый Сын Солнца), и лишь Найплам, ощущавший себя частью вечности, с усмешкой наблюдал за голубоватой водой, вливавшейся в бассейн.
Великий Инка продолжал молчать, но еле заметным движением головы (бахрома на лбу при этом качнулась) отправил вперед одного из курака. Тот важно отделился от свиты и выступил на середину.
– Ты! – произнес он, величественно указывая на Найплама.
– Я – Верховный жрец Ланзона, – гордо ответил тот.
– Зачем же ты покинул свое святилище? Великий Инка терпимо относится ко всем богам, но твое место под землей, рядом с твоим повелителем.
– Приближается день, когда Ланзон отправит Крылатого Змея на землю. Страна Великого Инки погибнет, если он не выслушает меня.
Слова эти не произвели должного впечатления, ни на самого Инку, ни на его свиту, тем не менее, курака кивнул.
– Хорошо, жрец, Великий Инка выслушает тебя, но если твое сообщение окажется никчемным, ты умрешь, потому что отнимаешь у Сына Солнца драгоценное время. Ты!.. – он повернулся к Манко.
– Я… я – мастеровой. Я делаю украшения из перьев. Здесь я даже узнаю свои работы… – он уже хотел показать, у кого конкретно они находятся, но курака грубо перебил его:
– Ты пришел сказать тому, кто все видит и знает, что ты хороший мастер? У Сына Солнца тысячи мастеров, и если одним из них сегодня станет меньше, он не будет горевать о потере.
– Нет, нет!!.. – испугался Манко, – я пришел не за этим! Я привел из-за Большой Воды белых людей, которые готовы служить Сыну Солнца и могут сокрушить любого врага!
Курака вопросительно повернулся к правителю.
– Мне уже доложили, что по Большой Воде прилетели птицы с серыми крыльями, – все наконец услышали голос Великого Инки – тихий и совсем не грозный, – как птенцов, эти птицы вывели людей, которые одеты в непробиваемые одежды и могут исторгать огонь, а некоторые имеют по две головы и четыре ноги. Я хочу послушать, если ты знаешь о них что-то новое, – Инка поднялся. Две девушки тут же разгладили его широкую белую накидку с ярко красным узором, а третья грациозно опустилась на землю и поправила ее чуть завернувшийся нижний край. Великий Инка перешагнул через девушку и подошел, сначала к Манко, потом к Найпламу, но, видимо, кроме проблем государства, его интересовала и другие аспекты жизни. Он остановился перед Ранчей и тронув сохранившуюся косу, приказал:
– Расплети!
Ранча повиновалась. На это ушло несколько минут, за которые Инка внимательно осмотрел ее всю, с головы до пят, потрогал рукой волосы и сделал шаг назад.
– Если ты дочь курака, то почему похожа на янакуна?
– Такой сделал меня апу, приведший сюда.
– А правда, что ты хотела его убить? – спросил Инка строго.
– Да. Но я не знала…
– Женщина не должна убивать мужчину, – перебил Инка, – мужчина – воин; он всегда нужнее мне, ведь женщина не сможет заменить его в бою. Таков закон. Ты, дочь курака, а не знаешь законов. Ты не обучалась в „доме избранных женщин“? Ведь только после этого можно, либо жить в храме Солнца, либо сделаться аклья[31]
в моем дворце – это тоже закон.