– Почти две тысячи лет я жила в неведении, заботясь о делах смертных, до которых мне не было никакого дела. Знаешь, как сказал один из римских философов, cum sis mortalis, quae sunt mortalia cura (лат. Поскольку ты смертен, заботься о делах, свойственных смертным)…
– Ты сокрушаешься над тем, что тебе это недоступно? Или, что это изречение не относится к тебе?
– Немного того, немного этого… Тяжело осознавать, что ты не такая, как все.
– Ты же живешь с этой мыслью почти две тысячи лет.
– Я не живу, я существую.
– Забудь об этом. Теперь ты обрела новую жизнь.
– Так же я думала, когда пришла в клан Вольтури.
– Не вспоминай об этом. Начни всё с самого начала.
– Я могу рассчитывать на тебя? – улыбнулась я, хоть и не до конца желала поверить в его слова.
– В любое время дня и ночи…
– Лучше ночи, – кокетливо добавила я, сделав очередной глоток эгерского вина, что именуется бычьей кровью.
Мы покинули трактир вместе за три часа до рассвета. Ночь обретала самые глубокие синие и черные тона. Взгляд терялся среди далеких звезд, что на секунды пропадали за наплывающими тучами. Растущая луна готовилась окончательно округлиться к следующему вечеру, после которого её полный диск обещал вновь показаться над землей, чтобы позволить вервольфам обрести несокрушимую силу.
– Каковы твои планы на ближайшие мгновения темноты? – глотая влажный от росы воздух, сладко прошептал Люциан мне в ухо, обжигая своим дыханием мой висок.
– Я не хочу возвращаться в дом, – призналась я, вглядываясь в сумрак, окруживший нас, нарушаемый лишь парой факелов, что горели возле входа в таверну.
– Тогда… – он взял меня за руку. – Следуй за мной.
Он шел быстрыми шагами прочь из поселения, ведя меня за собой. На окраине он остановился, отдалившись от меня на пару метров, сбросив плащ на землю. Его кожа обнажилась под лунным светом, а череп начал деформироваться в звериный. После трансформации он опустился на четыре конечности, приглашая меня к себе.
Я оказалась на его спине. Люциан нёсся вперёд с неимоверной скоростью, огибая стволы деревьев, подчиняясь воле спутника земли, что освещал ему путь. Его бег оборвался на окраине небольшой поляны, где-то посередине того расстояния, что отделяло посёлок и замок Виктора.
Я прислонилась к коре высокой сосны, что оказалась позади меня, а Люциан тем временем вновь принял человеческий образ. Медленными шагами он преодолевал дистанцию между нами.
По моей коже пробежал лёгкий холодок, вот только я не знала, чем он вызван – свежим ночным ветром или тем чувством, что возникло в моей груди, ведь сердце в тот миг с силой колотилось внутри меня.
– Ты вся дрожишь, – заметил он, бережно проведя сильными руками по моим плечам.
– Здесь не очень-то и тепло, – рассеянно улыбнулась я в ответ.
– Замёрзла, – его голос топил меня в забытьи, а прикосновения обжигали недвусмысленностью, с которой он смотрел на меня в свете практически полной луны.
Его губы коснулись моих, я забыла о потребности в дыхании, потом он спустился ниже, к ключице, туда, где мой пульс ощущался особо остро. Его борода уколола мою кожу, а я лишь выгнулась навстречу, прижимаясь к его телу крепче, чем это требовалось, ведь внутри меня разгоралась нешуточная страсть.
– Твоя плоть снова обрела человеческую температуру, – скользнув пальцами под мою кофту, заметил он, слегка укусив клыками мою шею.
Я тихонько простонала, отдаваясь во власть его похоти, хоть и основанной на безграничной любви.
Он сильнее привлёк меня к себе, что впрочем казалось абсолютно невозможным, но мне удалось ощутить его жар через свою одежду гораздо сильнее прежнего. Теперь он стянул с меня, облегавшую моё тело, черную водолазку, отстранился, оглядев призрачные очертания моего силуэта, взял за руки и повёл прочь от леса, на поляну.
– Люциан, – прошептала я, следуя за ним.
– Доверься мне, как прежде, – напомнил он, подхватив меня над землёй, обвив моими бедрами свой обнаженный торс, унося в сердце полянки, где мы были только вдвоем под лунным светом, что обнажал наши и без того беззащитные тела.
Ликан бережно уложил меня на траву, покрывая возбуждённую плоть огненными поцелуями, заставляя меня извиваться под его тяжестью.
– Ты так прекрасна, особенно, когда на тебе нет символов Вольтури, – заметил он.
– Особенно, когда на мне совсем ничего нет, – поправила я.
Он целовал мою шею, первые несколько пар рёбер, а я чувствовала себя лакомой косточкой свирепого пса, как бы забавно это не звучало. Я обхватила его голову руками, запутав свои пальцы в его волосах, позволяя желанию внутри меня перерастать из крохотной искры в кипящее адское пламя.
– Скажи мне, что ты меня любишь, – взмолился он, остановившись на мгновение.
– Я тебя ненавижу, – с кокетливой улыбкой, требующей продолжения нашего безумия, ответила я, скрыв истину под игривой шуткой.
– Тоже неплохо, – огрызнулся он, вернувшись к прерванному занятию.