Гости

– Да-да… – отозвался торговец, и опять все оглядели Андрона.

– Мне бы за харчи, да пятерку бы положили… я не жадный, – говорил Андрон, сладко затягиваясь и выдувая дым через оттопыренную губу: нравилось ему разговаривать и курить в тепле. – Дорогу бы оправдать да сыну малость – повеселить… У ворот могу подежурить, одежа у меня теплая. На газовом заводе когда жил – каждую ночь дежурил.

– Спина-то его и-изводит… – говорила старуха.

– А так я весь крепкий, по всем статьям… – хвалился Андрон.

Так они хорошо доехали, и никто их не беспокоил.

II

В Москву приехали к ночи – звонили по церквам ко всенощной. Старуха было потерлась в суете, прихватила Андрона за тулуп, но он ее обнадежил:

– Не бымши-то тут, цельный день никуда не дойдешь… а ты иди за мной смело, мне тут все известно.

Он шел, вихляясь в долгом тулупе с овчинным воротником, закрывавшим половину спины, а старуха катилась за ним с мешком. Кругом разливалось морозным звоном, а церквей не было видно. Они шли и шли в этом чудесном звоне бесконечными переулками и пришли в знакомое Андрону место, к газовому заводу.

– Вот тебе газовый завод мой… – показал Андрон на черные высокие трубы в белом свете. – Сусальный переулок называется.

И посмотрел в обе стороны переулка и на трубы.

– Да к чему нам газовый-то завод? – подивилась старуха. – К куму же тебе надоть, к больнице… Чего ж ты путаешь-то, неумный?!

– Показать все тебе хотел, жительство-то мое, – сказал, радуясь чему-то, Андрон. – В дворники коль не примут, сюда, к Иван Иванычу, толкнусь… всех дел производитель!..

Они опять пошли переулками, заворачивая туда и сюда и все слыша текучий звон. И то ли Москва изменилась так за восемь лет или сам Андрон изменился, но только они опять очутились у ворот газового завода.

– Ай сбился я? – сказал, осматриваясь, Андрон. – Может, новые какие проулки установили… Стало быть, на Ордынку нам надо… Ох, притомился я, старуха… дай посижу…

Он примостился на тротуаре, спустив ноги к канавке, и посидел, согнувшись, слыша поднимающуюся к спине ломоту. Присела и старуха. Звон умолкнул, а ей все чудилось, что звонят. Холодно стало после жаркого вагона и пить хотелось.

– Чайку бы… – истомно сказал Андрон на ее мысли. – А к куму-то иттить надо.

Поднялся с трудом, вихляясь, и опять пошли они долгими переулками, все расспрашивал, как им пройти на Ордынку. Но каком-то глухом мосту городовой сказал им, что далеко, и посоветовал сесть на трамвай.

Наконец разыскали Ордынку и кума-кучера. Кучер надел синий казакин на лисе, с выпушкой, сводил в чайную, покормил ситным и баранками, про место сказал, что нечего и думать, коли руки такие – строго нынче стало, – и заплатил гривенник за чашку, разбитую Андроном.

– Ноне места тугие, харчи дорогие… – сипло говорил кучер, выправляя через кулак усы и отжимая подрубленные с затылка волосы вороной масти. – Лошадей господа переводят, скоро и нам, кучерам, шабаш. Бывало, пирогами швырялись, теперь и на ситный не наглядишься.

Андрон смотрел ему в рот и соглашался. Старуха жадно глотала напиток, и на сморщенном взмокшем лице ее была боль и забота. Поговорил кучер про войну, пожалел их за сына, сказал: «Понятное дело, всех ноне забота одолела», – и устроил ночевать в дворницкой.

Было воскресенье, звонили колокола. Старуха проснулась рано, на благовест, но в церковь идти побоялась. Сидели до света и ждали кума. А кум повез хозяев к обедне и наказал ждать – приедет, напоит их чаем с пирогами. Они тихо сидели в дворницкой, боясь выйти во двор, где подметал молодой черноусый дворник. Старухе хотелось поскорей к сыну, но Андрон говорил погодить, а то осердится кум, что ушли против его слова. Так просидели они до двенадцатого часу. Приехал кум в лаковых санях и плисовой шапке с позументом, управился и повел пить чай с пирогами.

В кухне было жарко и хорошо пахло кашей и луком. Кухарка положила перед ними по пирогу и все наливала чашки, а они накрывали их и отказывались. Старуха понемножку осмотрелась, бережно жевала пирог и плакалась, рассказывая про сына и про Андрона, и, как и в вагоне, все молча присматривалась, как ходило и расплескивалось в его руке блюдечко с чаем.

– Сынка-то бы нам спроведать, мы не в гости… – оправдывалась старуха.

– Погостите, что ж… – говорила кухарка. – Мы гостям завсегда рады.

Они поблагодарили и пошли к сыну.

Над воротами большого дома был белый флаг с красным крестом, у ворот стоял бородатый солдат с повязанными ушами и курил. У старухи заколотилось сердце и запросились слезы. Спросила у солдата про сына Павла.

– Есть у нас и Павлы, – сказал солдат. – А вот как по фамилии?..

– Лучков наш-то, – сказал Андрон, – русый из себя-то, в меня…

– Есть и Лучков… сейчас с ним в шашки играли.

– Ну-у!.. – ухмыльнулся Андрон и поглядел на старуху.

Пошли за солдатом в каменные сени, а он пояснил им, что это – лазарет вольный, господский, а то лежали в госпитале.