- Счел нужным предупредить, - сказал Марьяж. - Раз такое дело, нужно действовать сообща, господа.
- Надо было проследить, куда они пойдут, - произнес Люпис и рыгнул. - Пардон, само вырвалось. Проследить, стало быть, и там, на месте, применить контрмеры. Как с тем же полковником Скоробогатовым.
Тут следует добавить, что выражение "применить контрмеры" в жаргоне троицы имело значение применить к объекту неактивное воздействие путем внушения дестабилизирующих установок. Таким способом можно было сбить сердечный ритм объекта, резко повысить кровяное давление, отчего сосудики лопались ко всем чертям, вызвать грудную жабу, удушье и прочие тридцать три удовольствия. В результате объект весьма быстро и эффективно расправлялся с собою сам. Марьяж на такие пакости был мастер. Люпис с Тяпусом тоже умели, но куда им было до Марьяжа.
Впрочем, Попов был не простой объект. Уж наверняка Марьяж старался применить контрмеры, а когда не получилось - треснул Попова по башке, максимально одеревенев при этом. У другого бы башка раскололась, а Попову хоть бы хны. Марьяж же ушибся, да тут еще этот фраер залетный саданул по нему из пистолета, отщепив часть плоти.
Всё это промелькнуло в затуманенной "Жигулевским" голове Люписа, и он понял, что несправедлив к Марьяжу. Поэтому, икнув, он сказал следующее:
- Беру свои слова обратно. Одному там, конечно, было не справиться. Ты, Марьяж, все делал правильно. Хвалю. Гран мерси.
Марьяж приободрился.
- Домой Попов не пойдет, - продолжал Люпис. - Дом его пуст, но мы знаем, что у него есть семейство. Все это время Попов отсиживался в нейтральной яме, дозревал, но, судя по всему, еще не дозрел. Иначе бы уже вышел на хронотракт. Куда он, являясь главой семейства, рванет? Ясное дело - к семье. Надо искать, куда уехала Светлана Попова, а может и не надо. Шурфейс нашел в компьютерной памяти один адресок, где у Поповых свой домишко. Это рядом - Лыково. Вот туда первым делом и двинем. Но поначалу посетим еще один склад - армейский. Нужно, чтобы от Попова молекулы не осталось...
Шел десятый час вечера, уже наползали сумерки, чудесно пахло скошенной травой - Антон заметил сохнувшие валки, но самым замечательным в этом ухоженном местечке с островами густых кустов, близкими лесом и речкой, конечно же были соловьи. Эти кудесники высвистывали свои волшебные напевы со всех сторон. Такого Антон еще не слышал.
А воздух? Им невозможно было надышаться. А лягушки? Эти тоже трудились вовсю. От речки слабо тянуло сыростью. Вот бы где жить-то.
Остро запахло коровьей лепешкой, и Антон понял, что вляпался.
- Иди штиблеты-то помой, - посоветовала ему глазастая Зинаида, которая наконец-то отлепилась от Игоря и шла рядом с богатеньким Толяном.
Антон, засвистев, пошел к низкому берегу, спустился к воде. Вода была ласковая, теплая и пахла тиной.
Все остановились, ожидая его.
- Дыра-с, - заметил Буханкин, которого трясло, ибо выходил хмель.
- Очень мило, - возразила Ремизова, которая, напротив, чувствовала себя великолепно, после чего жеманно сказала: - Толянчик, ты бы не хотел здесь пришвартоваться? Прикупить домишко, то-сё?
- Корней пускать не будем, - басом отозвался Толян. - Ибо собственность в любой момент могут конфисковать. А самому предложить койко-место в тюряге. Нафига мне эта романтика?
- Правильно, за границей всегда было лучше, - сказал Буханкин, которому, разумеется, выгодно было спровадить опасного соперника куда угодно, лишь бы подальше.
- Меня с собой возьмешь, Толянчик? - интимно спросила Зинаида, прижавшись тугой грудью к руке Толяна. - За границу-то.
- Что-то вы меня, братцы, тово - совсем уж с родины выпихнули, - пробормотал Толян, на которого Зинаида действовала резко возбуждающе.
Вернулся Шепталов в обнимку со своим дипломатом. Наверное, и в нужник будет с ним шастать. Зинаида хотела было прицепиться, но передумала, а вместо этого сказала:
- Родина - это там, где нам хорошо. Это еще моя бабушка говорила.
- Твоя бабушка тоже была фарцовщица? - хладнокровно осведомился Антон.
======
- Ах ты, Господи, - воскликнула бабка Евдокия, увидев на пороге Игоря, потом вгляделась в его лицо, освещенное ввинченной над притолокой жиденькой лампочкой, и сказала осторожно, боясь обидеть: - Ты не выпивши?
Действительно, вид у Игоря был странноватый. Эта щетина на физиономии, мутноватый взгляд, щепка в волосах, которую бабка Евдокия разглядела своими цепкими глазками, небрежность в одежде. Она привыкла видеть Игоря опрятным, подтянутым, веселым. Одним словом, лёгким, а тут стоит на пороге этакая глыба, сопит и даже не улыбнется. Впрочем, нет, улыбнулся.
- Что вы, баба Дуня, - ответил Игорь. - Ни граммулечки.
Спиртным от него не пахло.
- Нагнись-ка, - попросила она, и когда он нагнулся, вынула из шевелюры черную щепку.
- Марьяж, - непонятно сказал он и сунул щепку в карман со словами: - Авось пригодится.
- А это что за люди? - спросила бабка Евдокия, кивнув на стоящих у калитки Толяна с компанией.
- Это со мной...
Света сразу уловила перемену в Игоре, но ничего не сказала. И без того досталось бедняге.