Гостиница тринадцати повешенных

Внезапно он открыл глаза и, подняв голову, едва заметно кивнул в ответ на почтительные поклоны.

– Что вам, господа? – спросил он.

– Перед вами, монсеньор, тронутое раскаянием сердце, которое явилось пред ваши очи признать свою вину в надежде, что вы, по своему беспредельному великодушию, простите его…

Столь унизительная просьба командора де Валансе не слишком-то понравилась графу. Анри де Шале покраснел; вся кровь в нем закипела, и он гордо поднял голову.

– Монсеньор, – произнес он звонким голосом, – дружеское расположение ко мне командора де Валансе несколько его увлекает; действительно, я раскаиваюсь, что в минуту заблуждения вступил в заговор против вашего преосвященства… доказательством чему в полной мере служит мой приход сюда… Но если я пожелал чистосердечным признанием исправить свою ошибку, то в том лишь убеждении, что это признание не припишет мне ничего недостойного. Тут дело взаимное. Я, граф де Шале, благородно укажу вам на ту пропасть, которую я вырыл под вашими ногами; вы же, кардинал де Ришелье, благополучно обойдя ее, надеюсь, будете благодарны великодушному врагу, не позволившему вам в нее упасть.

Губы Ришелье скривились в горькой улыбке.

– Вот как! – произнес он. – Так это мне следует благодарить вас, господин де Шале?.. За что же, позвольте узнать? За то, что вы изволите указать мне… пропасть

, как вы говорите… которую вы сами вырыли под моими ногами. Но простите!.. Что если еще задолго до вашего прихода я был уже извещен о существовании… этой пропасти… в таком случае, полагаю, мне не за что вас благодарить, не так ли?

Шале вздрогнул.

– Да-да, – продолжал кардинал, – оно, конечно, прекрасно – играть в великодушие… но чтобы выиграть партию, следует играть вовремя! Ха-ха!.. Да вы безумцы… безумцы, вообразившие себе, что от меня можно что-то скрыть… Что ж… Дабы убедить вас, что я нисколько не нуждался в вашей помощи, я назову вам всех ваших сообщников, участвующих в заговоре против меня? Я затвердил их имена наизусть: во-первых, это госпожа королева – как же моему непримиримому врагу не стоять во главе этого списка! Затем монсеньор герцог Анжуйский, госпожа герцогиня де Шеврез, вы, господин граф – видите, я вас классифицирую по порядку, – великий приор де Вандом, граф де Рошфор, маркиз де Пюилоран, граф де Море и барон де Люксейль. Кажется, все, не так ли? Впрочем, нет, не все! Есть еще тринадцать… тринадцать шпаг, задача которых заключается в том, чтобы очистить вам дорогу… господа; избавить ваши белые ручки от неприятной необходимости… проливать кровь моей прислуги, но сознаюсь, что мне не известно, кто эти тринадцать низших чинов. Возможно, вы сегодня уже знаете их имена? Потому что еще вчера вам также они не были известны, и если вы пришли сообщить мне их, то я вас слушаю! Но, говоря откровенно, я сомневаюсь, что вы сможете рассчитывать на большую благодарность с моей стороны за столь жалкий подарок! Несколько негодяев, собранных по кабакам, после стольких вельмож… принцев крови… даже самой королевы!.. Сознайтесь, господин граф: если б вы знали, как мало вам придется сообщить мне, то, наверное, даже не стали бы себя утруждать приходом сюда!

Совершенно ошеломленный, Шале не знал, что и ответить. Стало быть, его демарш был совершенно бесполезен. Он предал – так как теперь он не питал больше иллюзий касательно своего поступка, – и это предательство не принесет ему никакой пользы. О прощении, о забвении, на которые он надеялся, теперь не могло быть и речи…

Ришелье несколько секунд разглядывал молодого дворянина, наслаждаясь отразившимся на его лице замешательством.

Однако гордость и врожденное величие души скоро взяли верх над графом.

– Вот моя шпага, монсеньор, – сказал он, вытащив ее из ножен и протянув эфесом вперед кардиналу. – Приказывайте: в какую тюрьму мне отправиться? Я готов. Надеюсь, однако – и на сей раз, полагаю, вы не станете оспаривать ценность подарка, – что своей кровью я смогу купить прощение для моих друзей. Не откажите мне в этом последнем утешении, монсеньор, прежде чем передать меня в руки ваших гвардейцев.

Кардинал снова улыбнулся, но на этот раз так добродушно, что Шале пришел в недоумение.

Движением руки он отстранил шпагу молодого графа.

– Полноте, господин де Шале, – сказал он, – кто говорит о крови… о тюрьме!.. Если вы смотрите на это дело так серьезно, то моя обязанность – низвести его до настоящей оценки. И для начала, господин граф, знайте, что сколь запоздалым бы ни было ваше признание, я все же вас поздравляю, поздравляю от всего сердца. Да… Мне было бы больно узнать, что такое прекрасное имя, как ваше, замарано изменой!

– Господин де Валансе, побуждая меня к данному демаршу, говорил то же самое! – произнес Шале.