Гостиница тринадцати повешенных

– Это слишком много, с этим я согласна. Но вам ли, низкому человеку, стремящемуся опозорить брачное ложе своего дядюшки, своего второго отца… вам ли упрекать меня в любви, которой вы сами виновник!.. Потому что без вас, без того ужаса и ненависти, которые вы мне внушали, вряд ли я стала бы искать себе защитника.

– В самом деле! Так это я стал причиной вашей любви к Паскалю Симеони! Ха-ха!.. Ну и ну! Кто бы мог подумать?

– Однако вы же не могли не полагать, видя его здесь каждый день, что я не останусь равнодушной к его вниманию и трогательной обо мне заботе!.. Зачем же притворялись, что удаляетесь?

– О! Это тема для совершенно другого разговора и…

– А так как говорить с той, которая вот-вот покинет этот мир, бесполезно, давайте лучше оставим этот разговор! Вы меня уже приговорили к смерти, и я преклоняюсь перед вашим приговором. Чего же еще вы требуете?..

– Чего я требую? Того, чтобы вы, оставляя этот свет, не унесли с собой утешения, что будете оплакиваемы любимым человеком! Последний раз вас спрашиваю: вы станете моею? Я вас люблю, Анаиса!.. О, если бы вы знали, как я вас люблю! И как я страдал этот месяц… с тех пор как этот человек не оставляет вас! Однако еще есть время… будьте великодушны, и я тоже буду великодушен! В моей еще власти остановить ужасное несчастье… о котором вы и не подозреваете… Окажите мне милость… всего лишь одну милость, и я соглашусь все забыть, все остановить!

– Все остановить! Что же это?

– Согласны ли вы на то, о чем я вас умоляю?

Он бросился к ней и заключил ее в объятья, опьянев от страсти; словно безумный, он принялся покрывать поцелуями шею молодой женщины…

Но та, возмущенная и вся дрожащая, вырвалась из ненавистных ей объятий и, величественная в своем презрении и ужасе, воскликнула:

– Нет! Ничего! Этой ценой – ничего! Смерть! Уж лучше смерть!

Нечто вроде рычания было ей ответом. Теперь Фирмен Лапрад сам подал ей яд.

– Умрите же! – вскричал он. – Но знайте: в то время как вы умираете здесь, в нескольких шагах от вас ваш любовник также умирает под ударами убийц!

– Боже мой!

– И это еще не все! Паскаль Симеони… этот знаменитый охотник на негодяев… взялся исполнить одну священнейшую обязанность… о которой забыл и думать у ваших ног. Что ж, мало того, что в настоящую минуту по моему приказу его убивают двадцать нанятых мной разбойников, так опять-таки по моей же милости память его будет проклинать одна благородная дама, которая доверилась ему; потому что я предал графа де Шале, и вскоре, когда станет известно, что он участвовал в заговоре против кардинала, его возведут на эшафот!

– Боже мой!

– Я обещал вам, Анаиса, что вы умрете с отчаянием в сердце!.. Пейте же!

Молодая женщина в ужасе отпрянула от Фирмена Лапрада, который протягивал ей смертельный напиток.

– Ну же! – воскликнул он. – Не хватает мужества, что ли?.. Полноте! Раз уж ваш возлюбленный покинул уже этот свет.

При этих словах к баронессе, казалось, вернулось прежнее спокойствие.

– Ваша правда, – прошептала она, – если он умер, зачем же жить мне?

Ее пальцы коснулись стакана. Но вдруг она оттолкнула его с такой силой, что он вдребезги разбился о паркет.

– Нет же! Нет! – вскричала она. – Я не хочу более умирать! Я хочу спасти Паскаля… его жизнь… его честь! Помогите! Помогите!

Она бросилась к двери, чтобы отпереть ее и выбежать…

Но Фирмен Лапрад, более быстрый, схватил ее за руки и, грубо отбросив на середину комнаты, выхватил кинжал.

– Вы не хотели яду… Что ж, тем хуже для вас! Так вы будете страдать больше.

– Ко мне! Помогите! – закричала баронесса во весь голос.

– К чему кричать, ведь я же уже сказал вам, что вас никто не услышит, дорогая тетушка!

И этот гнусный человек двинулся к несчастной женщине, тихо, не торопясь, с улыбкой.

Есть же в мире такие люди, которые могут улыбаться, совершая убийство!

Глава VII

Между чашей и устами

Между чашей и устами провидение посылает нам спасительное размышление; между поднятой рукой и находящимся в опасности сердцем нам опять-таки является провидение, посылая молнию, которая удерживает руку и спасает жертву.

Если Фирмен Лапрад не знал этого, то вскоре ему предстояло это узнать.

Но прежде чем рассказать об этом, нам необходимо вернуться к Паскалю Симеони, в «Золотую колесницу».

Расставшись с баронессой де Ферье, Паскаль пришел домой совершенно расстроенный; его сильно беспокоила грусть возлюбленной, объяснение причины которой она отложила до утра.

Жан Фише, по обыкновению, ожидал своего господина. Войдя к себе в комнату и отпустив слугу, Паскаль бросился в кресло, склонил голову на руки и погрузился в размышления о вероятных причинах такого волнения баронессы.

Во всех соседних церквях пробило уже полночь, а охотник на негодяев все еще продолжал сидеть в том же положении, при слабом освещении наторевшей свечи. Вдруг дверь его комнаты отворилась и перед ним неожиданно возник Жан Фише.

– Что такое? – спросил Паскаль, удивляясь как его приходу, так и тому, что толстяк-нормандец, которого он давно уже считал спящим, стоит перед ним совсем одетый.