— Кто тебе такое наговорил? Глебушка? Али этот Тишка — холоп неблагодарный. А всё ли он тебе рассказал? Давай-ка по порядку. Рейдерским захватом назвать сиё сложно — я в ваши игры буржуинские не играю. Заклад на имущество купца я честно выкупил, о том и видаки в судебной избе имеются. То, что дом тот сгорел, так на все воля божья. Тишку ставил не для поджога, а для догляда на случай грозы или другого несчастья. Соломоша-то покойный сам по пьяни грозился усадьбу спалить, дабы боярину не осталась. Клад, думаешь, его там был, или он сам дом строил? Усадьбу купчина получил в наследство от отца, купившего его после бунтов в 140 м году, в светлой памяти государя Михаила Федоровича царствование. Принадлежала она амстердамскому гостю Кленку, что дела свои суконные вел прямо на Торгу. Уже после бунта против засилья английский да голландских немцев, когда сей немец бежал спешно, один из заводил смуты — батюшка Соломона, его дело себе-то и прибрал. Сын же, знай государь, один из главных посадских смутьянов супротив тебя — народ баламутил Ивана на царство звать, а бояр всех побить. Зело ему не по нраву пришлось, что мы смуту-то и с твоей помощью пригасили. А то что, люди да на пожаре погибли, но это лишь двое из приживал, кто хмельным в погребке спал и угорел. А сам купец еще тем утром помре — пил нечестивец хлебное вино без меры, вот и не выдержало сердце-то. Я ж о том ему говорил. Да хоть и дохтура Данилу спроси! Так что вины моей в смерти купчины нет. Домашние его вдова и дочь живы, но по закупным ко мне отошли в кабалу. Опять же холопы мои из тех, что серебришко перепрятывали, все живы и здоровы, лишь отправлены на дальние новины под Самару и Ставрополь в поволжские степи. На то я и хозяин им по закупным и кабальным, дабы по своему усмотрению вывести их с вотчины на другое место. Там вестимо не рай земной, но и работных людей на Поволжских серных копях кормить надобно. Охрану опять же я им из своих же боевых холопей дал и казачью ватагу для тех же целей на свой кош в Жигулях держу. Не о выгоде своей думаю, государь, а о прибыли в казну твою. Серу добывать нам потребно много и для пороха и для опытов Никитки Зотова, а людишек в тех краях не густо ныне. Вот я своих закупов и направил на новую усадьбу вместе с охраной. Тишке же было сказано, коли огонь займется выводить домочадцев к реке. Почто ты Тишка, сучий потрох, не исполнил моего наказа?
— Да, ведь батюшка боярин… то не успемши я… — чуть слышно залепетал тот.
— Не успемши? Не от того ли не успемши, что барахло купеческое прихватывал, да грузил на свою подводу? Твои подначальные мне повинились и все, что успели из огня вынести к себе — возвернули. Ты же жаден, да украл видать чего ценное, что сейчас юлишь. Чего, говори, у государя вымаливаешь? Подорожную? В Литву к родне сбежать надумал?
Тишка вжал голову в плечи, ещё больше ссутулившись. Глаза его совсем спрятались под спутанными космами, жидкая бородка на груди оттопырилась кустом.
— Повели-ка, государь, волочить его к охранной избушке, там мы с тобой вдвоем его и поспрошаем. Чай, не утаит там подлинную праву-то.
Ответить сразу и не нашел чего, но возражать на то что "оберегатели" схватили Тихона не стал. Раздумывая, где здесь правда, все время крутил в голове детали дела. Кроме этого свидетеля и своей крайней своевременности гибель купца на вину Майора прямых улик не было. Но тут вспомнилась одна деталь из рассказа Глеба о "серебряном деле" — Майор принимал в своем доме старого боярина Ваську Одоевского с сыном и к кузену захаживал, а после у Соломона товар от казны и развернули, и штраф не малый наложили. "Э! А наш командир не чужд административным ресурсом поиграться!" — внезапная догадка дополнила картину "честного изъятия неправедно накопленных ценностей". Посмотрел я Майора, сердито взиравшего на царя, и решил пока попридержать такой козырь.
— Ты князь-боярин откуда про сей клад прознал? Ужель сам сбежавший гость амстердамский тебе то поведал? Может, ты и про другие клады чего знаешь?
— Может и знаю, но сие обсуждать тут невместно. Изволь, государь, пройти в шатер к нам с Федором Матвеевичем.
Добравшись до командирской палатки, мы задержались на контроль как расположились потешные. Собственно, сам "догляд" вершил Голицын, а царь при нем был более для "авторитета" и собственного государева опыта. Когда "робятки" разбрелись по своим шатрам, а периметр "оберегателей" обеспечил беседу государя со своими постельничим и кравчим от подслушивания, попаданцы смогли нормально поговорить.
— Ну, вот видишь, Дим, не всё так однозначно в этом мире. Ты кому-то веришь, а кому-то нет…. Смотри вот и Глеб уже больше мне доверяет, чем ты. Так Глебушка?
Шут, которого я решил не оставлять снаружи, закивал подтверждая. "Хм. Такие перемены неспроста. Чем-то БАГ подкупил и его. Хотя… Ладно… но присмотр за делами Майора надо вести, а кроме Глеба у меня никого нет". Сам же Голицын начал рассказ "о кладах".