Постепенно мы загулялись от позёвывающей Марфы и забрели в дальнюю часть сада на берегу Серебрянки. Здесь прогуливаясь между сливами и грушами, Натуся-Лидуся рассказала, как утром уговорила матушку, чтобы ей о дворцовом хозяйстве всё рассказали, да показали. Царица сильно удивилась подобной акселерации, но навстречу любимой дочери пошла. Первой и пока единственной целью инспекции стала поварня. Несмотря на жару, чад и открыто выражаемое мамками недовольство малолетка-царевна осмотрела все закутки и все процессы. А потом закатила легонькую истерику из-за увиденной антисанитарии. На беду дворовым, они решили в тот момент в готовящуюся ушицу долить сырой воды, а Наташка возьми и загляни в пустой бак. Зазеленевшая медь и явный осадок мути с плавающей мушкой довел её до белого каления.
Полчаса она просто орала о покушении на здоровье государя, а потом, не снижая громкости и напора, Наташка надавала поварам распоряжений, как содержать поварню и строго наказала всю воду варить. В ответ на ропот "блажит царевна" постращала царевым гневом за возможное нерадение и пообещала пожаловаться матушке. Это, с её слов, как-то помогло сбить первоначальную волну недовольства. Сопровождавший девочку матушкин дворецкий Семён Измайлов постарался уверить, что теперь всё будет так, как царевна хочет — все баки, котлы и сковороды песком вычистят и всю воду, что для готовки используют, впредь варить будут.
Во время рассказа я смотрел на неё и не мог себе приставить как эта пигалица "стращала" дворцовых поваров. В ответ на прямой вопрос, сестрица улыбнулась:
— Знаешь, сорвалась. Уж сильно меня зло одолело, как они на одном столе и рыбу, и мясо и хлеб режут. При этом на тех же досках и ножи не меняют, а помойные лохани в одном месте с припасами стоят. А уж чистота того котла, в котором воду носят — брр…
Вот так нажаловалась царевна брату по полной программе. Теперь, наверное, и есть не смогу нормально, то, что мне приносят.
Я, слушая рассказ Наташи, не оставлял мысли о кладе, Голицыне и складывающейся ситуации во взаимоотношениях с попаданцами. Пытался понять терзает ли меня паранойя по отношению к царской сестре. Формально Лида была из той же команды темпонавтов, что и Майор, но обстоятельства вселения роднили со мной — предыдущая личность Наташи не исчезла. Недоверие и подозрительность волнами прокатывались в сознании обеих личностей, и у обеих находили себе подкрепления. Но всё-таки братская любовь пересилила нарождавшуюся подозрительность. Пётр сразу же захотел рассказать ей о сообщении Глеба, но, к счастью не успел убедить меня. Вскоре нас нашёл почётный конвой — сёстрины мамки и няньки. Пришлось перевести разговор на тему погоды:
— Последний жаркий день сегодня, Наташка. Скоро сентябрь.
— Почему думаешь последний? Может завтра, ещё будет солнце.
— Нет, барометр упал…
— И намного?
— На два метра, я мячом в него попал.
Царевна недоуменно посмотрела на меня.
— Извини, вспомнилось чего-то. — Почти прошептал: — Это, кажется, Барто. Детям читал… — Мгновенный укол тоски, заставил меня склонить голову. Наташка ободряюще пожала руку. Встряхнулся, попытался улыбнуться. "Нет! Не стоит подозревать её!"
Ещё немного для вида погуляли по берегу пруда, послушали причитания, да сюсюканья мамок и пошли обратно во дворец.
У моста меня ждали робяты уже во главе с Капитаном. Памятуя рассказ Наташи, настоял, чтобы сегодня ужинать сделали на воздухе отдельно. Послали за местным дворецким и ключниками, за поварской старшиной. Царь изъявил желание заняться готовкой шашлыка — именуемого здесь верченым мясом. Разумеется, Петра с этим обломили — руками ничего трогать не позволили, ибо "невместно". Но стремившиеся угодить государю дворовые Измайловского, видно слух об утреннем разгоне царевной преображенских поваров дошел и до них, моментально нашли специалиста-шашлычника. До переезда в царский терем и крещения он был челядином Ахметкой из крымского полона прошлой войны и говорил, что служил на кухне у Кафского паши. Тут же из царских хлевов пригнали нескольких овец. Какие-то мальчишки побежали ловить кур.
Я стоял среди шума и гама и наблюдал, за работой Степана. Выбрав трех жертв сегодняшнего ужина, он быстро зарезал их, освежевал и подвесил сцеживать кровь. Царь следил за убийством все глаза.
"Дядь Дим, а почему ты зол, что я смотрел на убой, ты ведь тоже хотел этого?" Я смутился, действительно вид кровавой работы притягивал взгляд не только носителя. А ещё: "Мне не понравилось Петя, что тебе захотелось так же человека на части разъять". "Почему? Ведь ты рассказывал мне об устройстве тела, значит, кто-то так смотрел на человека уже". Вспоминать виденный мной анатомический театр не хотелось, да только невольно пара картин всплыла перед глазами. Сознание ребенка оживилось, проявляя интерес. Усилием воли прекратил внутричерепное шоу, но объяснять, что меня особенно испугало то, что Пётр хотел разделать конкретного человека, почему-то не решился. Заблокировался, предоставив свободу управления подростку, и стал ждать вечера.