Государь поневоле

С этого дня каждый вечер, если не было дождя, мы играли в футбол. Свободные от игры робяты тренировались на прилегающем к дворцу лугу. Постепенно новая забава захватывала потешных. Выявились лидеры игры. Ими стали Никита Хрущёв и Петька Ржевский. Оба достаточно рослые на фоне остальных, оба предпочитали роль опорного защитника, при этом, не стесняясь ходить к чужим воротам. Их игра уже как-то напоминала то, что удаётся школьникам 5–6 классов моего времени.

Где-то к концу футбольной недели к полю вышла царица с дочерью. Дворцовая свита Натальи Кирилловны стала совсем малочисленна — лишь три старых боярыни и пара дворянок-приживалок, все больше какие-то непонятные бабки из худых, малоизвестных фамилий. Все они, и благородные, и худородные, дружно не одобрили такого пустого времяпрепровождения, что и не преминули выразить громким нашептыванием государыне. Отметил для себя, что та от них просто отмахнулась. Видно полагала, раз сыну нравилось забава, то и ладно. Царица глядела на топтавшихся на поле потешных растерянно, не находя государя и не проявляя интереса к новой забаве. Наташка же, напротив, следила за игрой очень внимательно, всем видом выдавая знакомство с правилами. Хорошо, если это было заметно только мне и Капитану. А сестра даже пару раз вскрикнула в особо острые моменты, за что и получила осуждение от матушкиной компании. Царевна обиделась, отошла в сторону. Тут я заметил, что она слишком часто подглядывает на разминавшегося у края поля Хруща, и поспешил замениться.

— Аникита, дуй за меня! Притомился. — Отправил я того в игру.

— Как скажешь, Пётр Алексеевич. — Он легко поклонился мне, потом царевне и выбежал на поле.

Я устало подошёл Наташе.

— Поздорову ли, сестрица?

— Поздорову, Петя.

— Что это ты, свет моих очей, на Никитку глаз положила?

Царевна тихонько фыркнула:

— Вот ещё! Мне только десятый годок пошёл. Рановато ещё. Да и на кого? На Никитку? Он же глуп.

— Зато ростом вышел, спаситель твой. С того ли дня, с пожару, приметила?

— Эку нелепицу ты сказываешь, братец. Что ж с того, упала я тогда на него? Постой? Не ревнуешь ли ты часом?

— Ну уж нет, сестрица. Только ты таким взглядом его одарила… — Даже не понял, я это сказал или Пётр. Решил опять отстраниться, давая ребенку волю пообщаться.

— Молчи! Сам посидел бы в тереме! Играешься со своими потешными, а меня позабыл! На реку не зовёшь, нового ничего не рассказываешь! Кругом меня одни старухи. Дочек бояре своих мне вовсе не шлют. Только тетка Евдокия боле по возрасту сродна, да тупа она как пробка — совсем на матушку не походит. Будто и не сестра вовсе! Матушка всё кручинится — по Кремлю скучает. Сидит с приживалками своими сплетничает. И меня никуда не пускает. Вот насилу уговорила её на луг выйти — на игры ваши смотреть.

Царь, ошарашенный её напором, виновато потупил взор. "Да, действительно Пётр забыли мы с тобой о сестре". Но не прошло и минуты, как он встрепенулся:

— Ладно, полно дуться, Наташка! Мне тоже не сладко — загонял вконец постельничий!

Та чуть заметно улыбнулась.

— Так ты царь или не царь, повели отставить. Разве ж не хозяин ты в своих потехах?

Мысль так и поступить молнией пролетела у меня, но Пётр сам отказался от неё.

— Не можно, Наташа, сейчас уже поворотить. Невместно мне свои решения менять столь часто. А ты ведь думала домоводству учиться, чего ж не получается?

— Получится тут! Всех домашних дел только вышивание, да ткачество. Видел бы тутошний станок — просто орудие пыток какое-то: пыльно, шумно и совсем не интересно. Вышиванием все пальцы себе исколола! Крючком пробовала плести — не получается. Вязание скучно. Бабки всё пристают со своими россказнями — там глупости одни. А ещё по три раза в церкви стоять, ходить плавно, говорить тихо, на людей других смотреть прямо нельзя! Одно слово тюрьма! Как представлю, что так всю оставшуюся жизнь — выть хочется. Очень я сейчас Софьины мотивы понимаю. А ты как в солдатиков играть начал, так и на завтрак к нам не выходишь и в церковь только с "робятами". Хоть по воскресеньям выходил бы к матушке.

— Бабки, сестрица, говоришь? Скучно? Так ты, Наташа, сказки записывай и собирай! — Тут я немного посуфлировал. — Вот и будет памятник тебе нерукотворный. Можешь ещё казначеев да ключников пошерстить. Инвентаризацию помнишь? — Наташа кивнула — Вот и сделай, можешь не только во дворце, но и на стройке учёт поправить.

— Бог с тобой братец! Не в мои лета этим заниматься. Царевну едва читать выучили.

— Ну, тогда готовкой вот займись. Или ты в той жизни и кулинарию не любила?

— Да нет, готовить любила и люблю, только выматывало раньше стоять каждый день у плиты. Видно прав ты, Петруша. Я подумаю, может и схожу проведать поварню. А что, тебе наскучили разносолы царские? Кормят-то качественно.

— Качественно, да больно однообразно. Мне пюре картофельное уже давно снится, да котлеты по-киевски. Давай, придумай мне их! И никто тебя торопить не будет — свободное творчество. А с матушкой коли надо — переговорю.