Государь поневоле

После приветствий и утоления жажды мы пошли "на экскурсию". Учитель и долговязый Иоганн Шихтмейер показывали устройство завода. Тут уже царь не выдержал — вышел на передний план и засыпал мастеров и Зотова вопросами. Я старался чуток подсказывать ему темы — понимая, что учитель больше будет присматриваться к "робятам", выделяя, у кого больше душа будет лежать к заводскому делу.

Начали осмотр со старого здания. Оно примостилось на нижнем берегу ручья, между плотиной и Яузой. При входе, меня поразил громоздкостью деревянный привод из цельного бревна, который пронзал стену старого корпуса. Рядом с ним через отдельное окно внутрь шёл водоводный короб. В помещении бумажной фабрики было душно, жарко и очень влажно. Журчала вода, поступающая от плотины, топились под котлами печи, стучал механизм под деревянным бункером, в который жилистый мужик периодически закидывал какое-то рваньё. Мерзко воняло чем-то непонятным. С десяток работников под руководством ещё одного немца обеспечивали текущий выпуск бумаги. Единственным более-менее механизированным участком был размол первичного сырья. В дубовом барабане железными ножами крошилась старая ткань, льняные и конопляные волокна и даже немного макулатуры. Вся эта масса через нижние отверстие выталкивалось в корыта, которые руками опрокидывались в большой парящий чан. Отдельный чановый постоянно перемешивал бумажную массу. Работа его была адова — среди испарений крутить веслом тяжёлую кашу. К тому же от него требовалась и некоторая квалификация — определять густоту смеси. В случае необходимости надо было звать мастера или самому распоряжаться добавлять воду, массу и ещё какие-то химикаты. Потом два мужика выталкивали готовое варево в большую ванну, тоже подогреваемую небольшой печкой. Там уже специалисты черпали бумажную массу и скалками раскатывали её по сетке в листы бумаги, отжимая оставшуюся воду. Затем откидывали их на сукно, и молодые подмастерья осторожно несли это в сушильню или дальше, где бумага мазалась кистью каким-то белым раствором. В углу избы, на небольшом постаменте за конторкой скрючился помощник Иоганна — полноватый немец Яков. Он сразу спустился к гостям и принял живейшее участие в общении с робятами. При этом умудрялся внести в разговор такую долю подхалимажа, что становилось до тошноты омерзительно. Не выдержав этого, я повернул к выходу, но не тут-то было. Носитель явно захотел сам помешать кашицу и раскатать лист бумаги. Желание было это для меня достаточно неожиданным, поэтому я даже не заметил, как оказался возле котла. Царь медной длинной черпалкой потащил варево к сетке. Руки подростка не выдержали тяжести, и кашица хлюпнула неровной кляксой мимо следующего чана. Положение спас сам Иоганн, умело поймав массу и начав откатывать её ручной скалкой по сетке. При этом он не выпускал изо рта любимой трубки и не переставал на корявом русском пояснять свои действия.

Неудача погасила интерес царя, и он поспешил вон. У двери я заметил, что тряпкорубка стала стучать звонче, а мужичок, который питал её, устало сидит в углу.

— Никита, — позвал я Учителя, — а сырья-то хватает? Из дерева целлюлозу варить не пробовал?

Он шепотом одернул меня:

— Государь, не дело сейчас о секретах говорить. — А вслух сказал — Сырья, слава богу, великий государь хватает. Не велик выпуск новой бумаги. Вот поставим новые бумажные машины — тогда прошу тебя прислать мне Яшку Брюса в помощь для розмысла над бумажным делом. Чаю, может помочь сей отрок мне добрым советом. Больно светлая у него голова.

— А когда поставить сии машины думаешь? — Я не повелся на желание царя пообещать выполнить просьбу Учителя и поменял тему. — Уже ли сделать их успел?

— Даст бог, к зиме и поставим. Машины эти сделать не успел, но задумку уже в роспись воплотил. Коли ещё людишек дашь, государь, может и быстрее получится. За нового твоего мастера из Тулы хлопочу. — Пояснил Зотов. — Игрушки у него изрядно сделаны, так может своими руками золотыми и мне грешному поможет тот мужик.

— Не обнадёжу я тебя ныне, Учитель. Надобно мне с кравчим своим да с постельничим совет держать. Тот тульский мастеровой один, а желаний, что делать ему у них изрядно. Но пошли на воздух, Никита Моисеевич — видишь, как мои робяты притомились. Не интересует их бумажное дело.

Зотов разочарованно покачал головой на мой отказ обещать ему ресурс Инженера, но тему разговора таки поменял.

— Не все равнодушны, Пётр Алексеевич. Заметь, как у Тишки Мальцева глаза горят, как он слушает пояснения Иоганна. Так что, его мне на практику потом оставь. И может быть Одоевского ещё.

— Добро, Учитель! Как только — так сразу! С Апраксиным сиё обрешим в вечор сегодня. — Тут царь почувствовал лёгкий укол голода. — Айда, подкормишь нас чем-нибудь. Больно лёгким был завтрак.