Государева крестница

— Ну погоди же. — Страшный гость шагнул к ней, схватил за руку и стиснул так, что нож выпал из разжавшихся пальцев. — Хотел с тобою по-доброму, да, видно, прав был Елисей, когда подсказал, каким способом ваше евино племя в разум приводят! Погоди малость, будет тебе дудка, будет и свисток...

Он тащил её за собой, пинками распахивая дверь за дверью, она отчаянно извивалась, пытаясь вырвать руку, но пальцы его были как железные. «Пусти, пусти, вурдалак!» — повторяла она сквозь слёзы, теперь ей было уже по-настоящему жутко, здесь с нею и впрямь могут сделать что угодно, и никто не услышит, никто не придёт на помощь. Вурдалак явно вознамерился бросить её в застенок, а там ей не выжить, это она знала точно, — она всегда до беспамятства боялась боли, самым страшным воспоминанием детства был давний случай, когда гадюка ужалила её в ногу и тяте пришлось прижечь ранку калёным железом. Она не знала, кто был сейчас её мучитель, ей и в голову не могло прийти — хоть на миг поверить в его наглое самозванство (великому государю только и дела, что ластиться к теремным девушкам, хватать их за коленки!), но что это был боярин не из малых, Настя уже догадалась по обилию дорогих перстней, многоцветно блистающих на его толстых пальцах. Так что вряд ли можно было испугать его угрозой пожаловаться Елисею! Верно, кто-то из думных бояр, а тем лекарь не указ — хоть бы и царский...

Небольшая сумеречная палата, где вурдалак (или кто он там был на самом деле) отпустил наконец её руку, на застенок не походила. Она вообще не походила ни на одну из палат, какие Насте довелось видеть по сей день. Потирая запястье и боязливо оглядываясь, она поразилась множеству собранных тут книг — они занимали полстола, лежали и стоймя стояли на поставцах, громоздились под откинутыми крышками скрыней и сундуков. Непостижимо было представить себе, что кто-то может прочесть всё это, одолеть эдакую уйму премудрости...

— Отвернись туда и не оборачивайся, — велел вурдалак.

Настя покорно отвернулась, препираться и казать нрав было уже ни к чему, теперь оставалось лишь молиться. За её спиной что-то протяжно заскрипело, щёлкнуло, потом её взяли за плечо, обернули, как куклу, — в стене, перед тем гладко обшитой узорчатым наборным лесом, зияла приоткрытая невысокая дверца.

— Ну что ж, красавица, ступай-ка теперь туда!

Против ожидания застенка не оказалось и там. Войдя и оглядевшись со страхом, Настя немного успокоилась: покой был как покой, поменьше обычного, но убранный как положено, даже с ковром на полу, только освещался чудно — через малое, под самым потолком, забранное частой решёткой оконце, за которым горел масляный фонарь. Всё-таки, может, это и было своего рода узилище? Скорее всего так оно и есть... Да не всё ли равно, подумалось ей безнадёжно, она уж который день из узилища не выходит...

Дверь за её спиной затворилась, в стене опять звонко щёлкнуло, проскрипело протяжно и уныло. Вход тайный, догадалась Настя, здесь, случись что, её не найдут сроду, могут и голодом уморить. Верно, не надо было с вурдалаком-то лаяться... а теперь он осерчал, не зря грозился — погоди, мол, будет тебе! Господи, да что же это её так все покинули: и тятя, видать, до государя не допросился, и Андрей этот сидит, что ли, в своей Коломне, словно бесчувственный...

Андрей между тем (и отнюдь не бесчувственный) находился гораздо ближе к Насте, нежели она предполагала, — их теперь разделяло по прямой, как летит стрела, немногим более полусотни саженей. На левом береговом откосе Неглинки, у подножия кремлёвской стены и на полпути между стрельницами Боравинской и Свибловой, не всякий мог бы заприметить вросшую в землю скособоченную погребницу, теперь к тому же и занесённую снегом, с едва проторённой тропкой. Андрей, однако, отыскал её без труда, второй день присматривался, похаживая по Занеглименной стороне, а сейчас сидел внутри и пил водку со стражником, выспрашивая, как служится московским стрельцам: звероподобно ли начальство, и исправно ли выдают жалованье, и какой идёт корм. Про себя сказал, что утёк из Серпухова, больно уж донимал пятидесятник, и теперь хотел бы поверстаться в белокаменной — ежели нашлись бы надёжные поручители; а буде таковые отыщутся, заплатить за поручительство у него будет чем: в прошлом году, как отняли у литвинов Полоцк, ему таки удалось кое-чего закосить. Не так чтобы изрядно, но, худо-бедно, в накладе не остался...

— И по сей день не пропил? — изумился стражник. — Ну ты силён, палена мышь! Я ить в Литве тож был — малость там пошарпали, да только после едва ноги унесли.

— Это откуда ж?

— А с-под Орши, когда Троцкий воевода побил Шуйского.

— Да, там неладно вышло.