Крепостной шпион

Они захотят попрекнуть меня в недостоверности

фактов, но я гордо отвечу гонителям, что превыше

всего ставлю достоверность помыслов и чувств.

Первейшее из чувств есть любовь, которая

в неравных долях смешивает высокое и низменное,

божественные вершины и пропасти ада.

Михаил Сушков(из комментариев к Российскому Вертеру).

ПРЕЛЮДИЯ

сего за две недели до гибели на плахе короля Франции Людовика XVI, когда после падения Бастилии прошло уже три с половиной года, а до восшествия на престол артиллерийского генерала Бонапарта оставалось ещё одиннадцать лет, в северной части Парижа в маленькой таверне под яркой круглой вывеской «Чёрный петух», сидя на высоких табуретках пили красное вино три человека.

   — Ещё бутылочку «Amontillado»! — крикнул один из гостей.

Хозяйка подошла к столику. Коричневое длинное платье, красный пояс по моде 1789 года за пояс заложен кинжал, а на голове маленькая шапочка с трёхцветной кокардой.

   — «Amontillado»?

   — Именно «Amontillado»! Две бутылки!

Рассмотрев как следует своих посетителей хозяйка не сдержала улыбки. Двое сидящих за столом в одежде более всего походили на провинциальных буржуа, но холёные руки и немного растрёпанные, но ухоженные волосы выдавая в них аристократов. Первый — голубоглазый блондин с тоненькими только пробивающимися усиками. Второй — огненно-рыжий широкоплечий красавец. Третий посетитель оказался женщиной. С нескольких шагов не различишь. Обычное дорожное чёрное платье, громкий певучий голос могли принадлежать и подростку, но, приблизившись, хозяйка ясно увидела нежный овал лица, алые губы, тёмные огромные глаза, каштановые локоны на щеках.

   — А что будет пить мадемуазель? — спросила хозяйка, не без иронии.

   — Тоже, что и господа.

Девушка усмехнулась и заговорила с голубоглазым блондином на незнакомом кабатчице русском языке.

   — Мне кажется, никогда не научусь выдавать себя за мужчину.

   — По-моему, глупо было и пробовать, — отозвался тот, так же по-русски.

   — То, что ты, Аглая, шпагой и пистолетом владеешь получше гвардейца, ещё не даёт тебе возможность отрастить гвардейские усы.

   — Прости, Андрей Андреич, не могу с тобою согласиться, — возразил рыжий. — Твоя сестра не вызывает во мне никаких чувств кроме дружеских, хотя я не смог бы отказать ей в красоте, потому, что мне кажется, здесь нет разницы — женщиной ты выступаешь против бунтовщиков или мужчиной. Но давайте о деле. — Он понизил голос до шёпота. — Вчера был курьер, привёз пакет от магистра. Магистр предлагает нам любой ценой препятствовать казни короля.

   — Но каким образом? Как мы можем препятствовать? Право же, Виктор, посуди сам. Как?

   — Многие депутаты выступают за тюремное заключение. Казнь Людовика предрешена, — сказал рыжий Виктор. — Марат заявил в своей речи, что аристократы пьют кровь народа. Теперь я думаю, бунтовщики, казнив очередного аристократа, будут открывать его пальцами рот и проверять были ли у Дракулы клыки.

   — Увы, они всё понимают буквально, — согласился Андрей, — но как же, что нам делать? Мы не можем оставить требование магистра без внимания.

   — А по-моему, нам следует уделить внимание этому прекрасному вину, — сказала Аглая. — Мы случайно удивили хозяйку, а это дурно.

В таверне было тихо и полутемно. Хозяйка продолжала вытирать со столов.

   — За свободу! — крикнул по-французски Виктор, демонстративно поднимая свой бокал и прежде чем выпить, прибавил немного тише по-русски, — храни Господь жизнь короля Франции Людовика XVI!

   — За монархию и справедливость! — также по-русски поддержал его Андрей.

Бокалы сошлись над столом, и как эхо звоном отозвался шум шагов. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге появился не молодой офицер в сопровождении гвардейцев.

Вынимая шпагу, вошедший сразу направился к трём русским.

   — Граф Виктор Александрович Алмазов, — конец шпаги указал в грудь рыжего. — Граф Андрей Андреич Трипольский, — шпага указала на блондина. — Именем Революции и властью данной мне конвентом и народом я арестую Вас по обвинению в предательстве революции.

XVIII век был веком рождения и гибели множества тайных обществ, масонских лож и рыцарских орденов. Все они боролись за свободу и истину, хотя представляли себе свободу истину очень по-разному, и единственным исключением было тайное общество «Пятиугольник».

Ещё в 1782 году по тайному повелению Екатерины II в противовес нескольким уже запрещённым царицей масонским ложам польский князь Станислав Ольховский основал в Санкт-Петербурге ещё одно герметическое общество «Пятиугольник». Устав общества был сочинён, может быть, самою государыней, а может быть отчасти и князем Ольховским.