Государева крестница

— Старость тут не помеха. Присягнув великому государю, он сможет передать бразды правления Кетлеру. Не Готгарду... он вам не люб, то ведомо. Новым главой ордена станет сын его, Видим Кет лер. Но крест целовать великому государю должен Фирстенберг — он старец почтенный, ему будет вера ото всех. И того ради он, великий государь, велел мне говорить с тобой предварительно, дабы проведать твоё и посла Бевернова мнение о сём замысле. Посол был дружен с магистром и знает, чего от него ждать. Ты же изрядный законник и можешь помочь советом... уговорить посла. Я так мыслю, что Фирстенберга сюда привезут, вот они и встретились бы с Беверновым. А уж после великий государь его примет. Мне мыслится, что то на великую пользу было бы и Москве, и ордену. Земли ваши мы сообща скоро отобрали б у свеев, у литовцев... порознь-то оно труднее. Буде Фирстенберг станет целовать крест, отпустим с ним и прочих ливонских пленников, нам они ни к чему...

Вернувшись на подворье, Лурцинг поспешил пересказать послу услышанное от Висковатого. Фон Беверн слушал, не переспрашивая, поднятые его брови выражали недоумение.

— Но ради всего святого, Иоахим, — сказал он наконец, — объясните мне смысл этого нелепого плана! Зачем московитам возрождать орден, с которым они враждовали со времён того новгородского князя, как его — Александра? Он ещё изрядно потрепал наших на льду какого-то озера под Плескау.

— Смысл увидеть нетрудно. Хотя Иоанн и считает Ливонию своим древним доменом, он понимает, я думаю, что глупо было бы пытаться включить её в состав Московского государства. Другой народ, другой язык, другая религия — всё другое. Она неминуемо останется чем-то чужеродным... так же как чужеродны друг другу разные области Империи. Фландрия и Сицилия, Богемия и Испания — что меж ними общего? Ничего, кроме вассальной зависимости от кайзера. Иоанн хочет видеть Ливонию вассальным государством, но в чьи руки его отдать? Он рассудил здраво: лучшим решением было бы восстановить в этой стране власть ордена, но уже покорного Москве. У нас есть немалый опыт управления страной, нам повинуются...

— Повинуются! — воскликнул посол. — Кто нам повинуется? Рига? Дорпат? Ревель? Вспомните ландтаг пятьдесят восьмого года — полстраны дымилось руинами после набега русских, а депутации городов одна за другой голосовали против войны! Подлые бюргеры, жалкие, трусливые твари...

— Согласен с господином бароном в их оценке, однако нельзя не признать, что в своём предвидении исхода этой войны они не так уж и ошибались, — заметил Лурцинг, почесав нос.

— Война ещё не окончена!

— Для нас — окончена. Москва долго ещё будет тягаться со шведами и поляками, но мы уже вне ристалища, нас из седла выбили, тут ничего не поделаешь. Что касается повиновения — да, согласен, оно уже не то, что сто лет назад. И всё же для эстов и ливов орден по-прежнему олицетворяет Власть... так что мы смогли бы, вероятно, продолжать властвовать ещё какое-то время. Вопрос в том, господин барон, стоит ли это делать ради московита.

— Вот именно, — буркнул фон Беверн. — Стать вассалами кровожадного дикаря? Фюрстенберг никогда на это не согласится. Что за идея!

В этот день о том же самом шёл разговор и у Висковатого с Иоанном.

— Ладно, пущай подумают, — сказал государь, выслушав печатника. — Нам не к спеху. Мыслишь, Фюрстенберг не станет целовать крест?

— Сумнительно, великий государь. Гордыня, вишь, рыцарская не позволит.

— Что ж, неволить не станем. Может, оно и к лучшему, нам есть кого на Ливонию посадить. Брат данского Фридерика, Магнус, бискуп Эзельский, — чем не сгодится?

— Магнус не больно-то надёжен...

— А коли нам то ведомо, что не надёжен, то и полбеды. Приглядим за ним, дабы вовремя пресечь воровство. Вовсе надёжных человеков нету, я ведь, Михалыч, и за тебя-то не поручился бы, ась? Ну, ну, то в шутку сказал! А орден неволить не станем, — повторил Иоанн, — была бы честь предложена. Что тебе из Вены отписали — посол Бевернов и впрямь близок к новому кесарю?

— Так, великий государь. Он ходил у него в окольничих ещё в ту пору, как Фердинанд был угорским королём.

— А, это когда они с Яношем из Заполья, Солимановым ставленником, королевство делили? — Иоанн усмехнулся. — Хотелось бы поглядеть, как то было — жеребий, што ль, тащили из шапки…

самодержцы! Однако же ныне он — кесарь, хотя покойный Папеж Павел его таковым и не признал... Ладно, то их дела, а вот нам без союза с кесарем в Ливонии не утвердиться, и не видеть того может токмо глупец. Ты, помнится, прорицал, что её, мол, тряхнуть лишь посильнее — и древляя наша вотчина сама упадёт в руки, яко зрелый плод. Колючим оказалось яблочко-то твоё, Михалыч...

Теперь уж Висковатому и вовсе стало не по себе.

— Великий государь, я говорил лишь в рассуждении военной силы ордена...