Все жилые помещения в городах были обобществлены
[240]. «Советская власть экспроприировала полностью все дома капиталистических домовладельцев и передала их городским Советам; произвела массовое вселение рабочих из окраины в буржуазные дома; передала лучшие из них рабочим организациям, приняв содержание этих зданий на счет государства…»[241]Право собственности на жилье заменялось жилищным наймом.
При таком положении очень быстро основная часть жилищного фонда стала государственной. Жилье сдавалось гражданам по договору найма. Нормативное регулирование стало выделять указанный договор, придавая ему больше социальных функций и, следовательно, перемещая, по существу, договор имущественного найма по поводу одного объекта – жилья – на «границу» частного и публичного права. Государство все больше и больше вмешивалось в жилищные отношения. Контроль за жилищной сферой возложили за НКВД.В соответствии с декретом СНК РСФСР от 25 мая 1920 «О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения»
[242], вся жилая площадь сверх установленной местными властями нормы подлежала изъятию и перераспределению. В результате большинству горожан пришлось обитать в так называемых коммунальных квартирах, где случайным образом оказывались люди, различающиеся своими ценностными установками, мировоззрением, а главное – бытовой культурой. Зачастую их разделяли фанерные перегородки, а то и вовсе занавески. Они были практически лишены приватности в своей личной, в том числе и интимной, жизни. А ведь возможность уединения – одно из условий сохранения психического здоровья.Понятно, что в силу вышеназванных причин жильцам коммуналок очень редко удавалось уживаться мирно. Гораздо чаще проявлялись самые худшие качества человеческой натуры: желание досадить соседу, выжить его с жизненного пространства, отомстить за прошлые обиды, даже если они причинены не им лично, а тем сословием, из которого он вышел. Человек, измученный непрерывными коммунальными склоками, озлоблялся, ненавидел весь мир и только и искал, на кого разрядить свой стресс. Видимо, именно на это намекал Воланд, заявив, что квартирный вопрос испортил москвичей (да и вообще всех городских жителей в стране).
Крестьяне, широким потоком вливавшиеся в ряды рабочих, вообще не имели навыков городской жизни, не знали, как следить за городской квартирой. Например, они не могли смириться с тем, что нужник находится не на задворках домовладения, а рядом с кухней или столовой. Это напрочь противоречило их базовым культурным нормам.
«Та хозяйственная работа, которая так важна для сохранения жилища – вовремя вставить стекло, законопатить щели, вбить гвоздь, залатать крышу, – повседневный ремонт, отсутствие которого приводит к быстрому и прогрессирующему разрушению жилища, – почти совершенно исчезла за время революции, ибо лишилась своей основы – заинтересованности в сохранении жилища со стороны его обитателя, неуверенного в завтрашнем дне»[243]
. Только в Москве было разрушено или пришло в полную негодность 11000 зданий, в том числе 7000 жилых, насчитывающих 41000 квартир[244]. Новых домов никто не строил, а старые – не ремонтировал.В условиях быстрого роста городского населения за счет крестьян страна испытывала острый жилищный кризис. Стало очевидно, что бесконечно заниматься переделом жилищного фонда царской России уже бесполезно. Необходимо восстанавливать разрушенное и строить новое.
В восстановительный период НЭПа власти попытались переложить часть ответственности за строительство и поддержание жилищного фонда на плечи граждан. Жилищная политика Советской России стала резко меняться.