Государыня for real

— Поверить не могу, что я еще помогал тебе перетаскивать все это барахлище с корабля на берег! — воскликнул Левинсон и даже поперхнулся от возмущения, после чего переключил свое внимание на содержимое своего стакана. — Чертова гадость… Что за название такое — кокуй… Так же омерзительно на вкус, как и на слух… Жаль, что нет у нас все-таки портала в другой мир. Достали бы нормальную выпивку.

— И гипоаллергенный стиральный порошок, — прибавил Столыпин. — А то у меня уже чистые трусы заканчиваются.

— Расслабься, приятель, — хмыкнул Левинсон. — Найдем здесь золу и я научу тебя стирать по-новому.

Руководители венесуэльской миссии прибыли в страну вчера, 26 июня; разумеется, инкогнито, под торговым флагом Турции, союзника Испании в Третьей мировой. Прошли уже целые сутки, а доморощенные спецагенты до сих пор так и не придумали, как попасть в центр Венесуэлы к месту слияния Апуре и Ориноко, где по расчетам нужно было возвести гигантский магнит. Еще меньше идей было по поводу того, как найти индейцев, которые являлись, сами того не зная, счастливыми обладателями строительного материала для Венесуэльского Магнита. У миссионеров были подробнейшие научные инструкции от Мустафы Блюментроста; у них была подробнейшая карта Венесуэлы; но больше, по сути, ничего. Бессмысленно было тратить время на поиск русского посла в Каракасе. Скорее всего, его-то испанцы арестовали в первую очередь.

От Столыпина толку было никакого. Он хныкал, как малолетний ребенок, и капризничал всю дорогу. Четыре недели в одной каюте с Семеном показались Левинсону адом. А ведь Гавриил так ждал от этой морской прогулки единения с природой! Условия для «возвращения к истокам» были идеальными: двухмачтовая бригантина 1704-го года постройки, с десятью парами вёсел и восемью пушками, которую императрица выпросила для миссионеров из музея Петра Первого; самая настоящая солонина на завтрак, обед и ужин; джин-тоник для профилактики цинги; и отличная компания в лице забавного толстого капитана, активного участника военных реконструкций Исторического общества. Но маменькин сынок Столыпин превратил приятный медитативный вояж в утомительное и банальное мероприятие вроде поездки в пассаж Второва с четырехлетним племянником и его бесконечными писклявыми вопросами вроде: «А мы уже приехали?», «А долго еще?» и «Дядя Гаврюша, а ты мне купишь блинов в «Помеле»?». Общаясь с Семеном, Левинсон порой чувствовал себя отцом-одиночкой, которого жена-карьеристка вроде Мелиссы бросила с бестолковым ребенком на руках. Вообще он довольно часто вспоминал Мелиссу во время путешествия. Намного чаще, чем хотелось бы.

— Ой, ой-ой-ой! — заверещал вдруг Столыпин. — Вытащите его, вытащите скорей! Гавриил, у меня в какао жук!

— Ох, горе ты мое, — вздохнул Левинсон, подцепляя указательным пальцем шевелящегося усача и отщелкивая его в дождь за окно. — И зачем ты только напросился в эту поездку? От жары тебе плохо, на стиральный порошок аллергия, насекомых боишься. А еще энтоломог называется.

— Я не энтомолог, я ботаник, — с видом оскорбленной невинности заявил Столыпин. — Хотите расскажу вам всё про вон тот плакучий кактус? — Он кивнул в сторону улицы, где уродливые колючие лианы с лохматыми бутонами ползли вверх по покосившимся столбам линии электропередачи.

— Не хочу, — мрачно ответствовал Левинсон, проглатывая залпом остатки кактусовой отравы из своего стакана. — Хватит с меня местной флоры на сегодня. Мы с тобой зачем сюда пришли? Проводника искать по джунглям. Ну так давай начинать знакомиться с местной фауной.

Однако Столыпина было не остановить.

— Селеницереус грандифлорус, семейство кактусовые, ареал обитания — тропические леса Южной Америки, — детское лицо Столыпина впервые за долгое время приобрело воодушевленный вид, наивные голубые глаза светились от удовольствия чистого знания. — Воздушные побеги этого кактуса имеют ребра и воздушные корни, что позволяет ему цепляться к различным опорам — к деревянным столбам в данном случае. Ароматные цветки Селеницереуса достигают тридцати сантиметров в длину и распускаются исключительно по ночам. За эту удивительную особенность растение получило романтичное название «Царица ночи»…

— Мелисса, — сказал Левинсон.

— Что? Ну, если подумать, госпожу Майер и правда можно было назвать Царицей ночи…

— Нет, Семен, — Левинсон схватил товарища за руку. — Смотри — там Мелисса!

Экс-премьер-министр Российской империи, если это и правда была она, а не ее призрак, во что скорее был готов поверить Левинсон, подошла к барной стойке и окликнула бармена.

— Семен, Семенушка, — отчаянно просипел Левинсон. — Ты тоже ее видишь? Или у меня галлюцинации от проклятой кактусовки?

— Вижу, сударь, вижу, — так же ошеломленно отозвался Столыпин. — Только, прошу, отпустите мою руку. Вы мне сейчас все пальцы переломаете.