Готхольд-Эфраим Лессинг

Лессинг показывает, что, по сравнению с изобразительными искусствами, поэзия способна к значительно большей индивидуализации человеческих характеров: она допускает изображение не только необходимого, но и случайного, преходящего, мимолетного. Скульптура и живопись могут изображать предмет постольку, поскольку он достиг в своем развитии той известной степени полноты и завершенности, при которых успели выявиться его основные, устойчивые черты. Поэзия же может изображать самый процесс возникновения и изменения объекта, те индивидуальные черты, которые возникают и исчезают в процессе этого изменения. Индивидуализация образа, изображение не только основных, но и более случайных, второстепенных черт, изображение противоречий в характере и поведении героя не разрушают здесь типичности и общезначимости образа, но могут даже увеличивать их. Отсюда вытекает, с точки зрения Лессинга, еще одно принципиальное отличие поэзии от изобразительных искусств.

Изобразительные искусства обращаются к зрению; поэтому хотя художник и может отступать от идеала телесной красоты, но не дальше известного предела. Этот предел Лессинг иллюстрирует своим анализом скульптурной группы Лаокоона. Создатели этой группы изобразили Лаокоона в момент жестокой физической боли. Но при этом они не хотели перейти той границы, за которой физическая боль уже несовместима с красотой и благородством форм, а производит тяжелое, отталкивающее впечатление. Поэтому они представили Лаокоона не кричащим, а стонущим. Создатели Лаокоона стремились "к изображению высшей красоты, связанной с телесной болью". "Есть страсти и такие выражения страстей, - пишет Лессинг, - которые чрезвычайно искажают лицо и придают телу такое ужасное положение, при котором совершенно исчезают изящные линии, очерчивающие его в спокойном состоянии. Древние художники избегали изображения этих страстей или старались смягчить их до такой степени, в какой им свойственна еще известная красота" (гл. 11).

В отличие от живописи и скульптуры, утверждает Лессинг поэзия обращается не только к зрению. Она связывает в едином сложном впечатлении разнородные черты предмета, который поэт имеет возможность изобразить в движении и взаимодействии с окружающим миром. Поэтому поэзия может гораздо свободнее и шире, чем живопись, пользоваться изображением безобразного, уродливого, даже возбуждающего отвращение, если изображение это - не самоцель, но средство достижения жизненной правды, достижения более глубокого и сложного впечатления. Терсит у Гомера, Эдмунд и Ричард III у Шекспира, Уголино у Данте, комические сцены Аристофана - таковы классические примеры, которыми Лессинг иллюстрирует почти безграничную широту диапазона, доступного поэзии при реалистическом изображении жизни.

Защищая реализм в литературе и искусстве, Лессинг в "Лаокооне" подвергает критике не только общие принципы эстетики классицизма, но и конкретные черты стиля и языка дворянско-аристократического искусства. Так, он выступает за точную и скупую речь против искусственного, "украшенного" стиля салонно-аристократической поэзии, насыщенной изящными аллегориями и условными мифологическими атрибутами. Не внешняя живописность изображения, но наиболее полное выявление действия, внешнего и внутреннего движения предмета, при изображении каждого момента этого движения в немногих, скупых штрихах, - таковы черты подлинно эпического стиля, который Лессинг иллюстрирует примером Гомера.