Готы

Боевые действия, которые велись в описанные нами выше в самой сжатой форме два года борьбы за Италию, в гораздо большей степени, чем мы сочли необходимым изложить, характеризовались изменой, лицемерием, коварством и интригами. Целая группа военачальников Одоакра перешла на сторону Теодориха, чтобы покинуть его в самый критический момент и подставить под меч Одоакра большое число опытных остготских командиров. Князь ругов Фелефей, сражавшийся на стороне Теодориха, сменил (военно-политическую) ориентацию, перебежав к Одоакру, хотя тот лишил его удела. А сам Теодорих, в приступе ярости, приказал перерезать всех перебежчиков из стана его неутомимого противника, чтобы застраховать себя от предательства в будущем.

Пока защитники Равенны героически сопротивлялись, Теодорих постепенно завоевал всю Италию от Альп на севере до Калабрии на юге. Став наконец хозяином всего Апеннинского полуострова, он получил от вандалов (всегда слывших отъявленными оппортунистами) в подарок захваченный теми ранее остров Сицилию.

А вот взять Равенну было невозможно, во всяком случае силой оружия. Поэтому Теодорих, после трех лет безуспешной осады, постоянно тревожимый вылазками стойкого равеннского гарнизона, решил прибегнуть к «нордической хитрости». Через епископа Равенны Иоанна II остготский царь предложил осажденному, но не желавшему сдаваться Одоакру, мир на очень выгодных для того условиях. По мнению большинства исследователей, Теодорих предложил гунноскиру совместно править из Равенны всей Италией. Естественно, при этом оба германсих царя формально выступали бы в качестве наместников императора Зенона (но ведь сути дела это не меняло ни на йоту). Они даже поселились вместе в Равеннском императорском дворце, занимая в нем разные, но соседние покои.

Не будем здесь вдаваться в споры о тонкостях перевода и трактовки соответствующего сообщения Прокопия Кесарийского: «Теодорих, как говорят, открыв, что Одоакр строит против него козни, коварно пригласив его на пир, убил его». Ибо, если Теодорих, имевший на руках все козыри и прекрасно осведомленный о голоде, царившем в стенах Равенны, все-таки сделал Одоакру столь великодушное мирное предложение, значит, он был намерен не соблюдать его или же нарушить его при первом же удобном случае. Тем не менее при заключении мира остготский царь поклялся сохранить Одоакру свободу и жизнь. Исход этого соглашения был легко предсказуем. В самый разгар дружеской пирушки (или попойки – как кому больше нравится) в «римско-германском стиле», длившейся несколько дней, Одоакр, чья бдительность была усыплена «дарами Вакха и Венеры» и притворной дружбой Теодориха, был заколот то ли рукой, то ли слугами своего «заклятого друга». Вероломное убийство совершилось в марте 493 г. Одновременно во всех гарнизонах, в которых после заключения мира были собраны воины Одоакра, они подверглись внезапному нападению остготов, обезоружены и не взяты в плен, а беспощадно перебиты, что оказалось совсем нетрудно сделать. Ибо они, всецело полагаясь на мирный, скрепленный торжественной клятвой (на оружии ли, на арианском ли Евангелии – неважно) мирный договор со своими «германскими братьями», не ожидали нападения и были захвачены убийцами врасплох.

Как обычно в таких случаях, задним числом убитому Одоакру приписали якобы вынашиваемый им план заговора против Теодориха. Однако, как справедливо замечает Герман Шрайбер, невиновность гунноскирского царя Италии нетрудно доказать. Ведь у сына Эдекона не было никаких резонов нарушать столь выгодные для него условия мира. А виновность Теодориха доказывается тем, что он, несравненно сильнейший партнер по мирному договору, не имел никаких резонов претворять его условия в жизнь. Он явно не намерен был их выполнять.

На протяжении своего многолетнего царствования Теодорих совершил – собственноручно или руками своих присных – еще немало преступлений. Отчего он, мучимый угрызениями совести и явлениями призраков загубленных им душ (во всяком случае, по мнению многих историков прошлого), впал в тяжелую, смертельную болезнь, которая и унесла его в могилу. Тем не менее именно вероломное убийство доверившегося его клятве, его слову Одоакра, бросило самую мрачную тень на его долгое правление, не имевшее себе равных по успешности, стабильности и продолжительности в то кровавое столетие.

Конечно, с учетом запутанности, неясности и фрагментарности сообщений тогдашних источников, можно задаться вопросом: действительно ли убийство Одоакро было делом рук Теодориха, а не «услужливых дураков» из его окружения, проявивших, из желания предугадать неверно понятый ими замысел своего господина, «усердие не по разуму»?