Говори

Когда я вхожу на кухню, мама держит телефон у своего уха, но не слушает его. Она протирает запотевшее окно и внимательно смотрит на задний дворик. Я присоединяюсь к ней. Папа пересекает задний двор, на его руке рукавица-прихватка для печи, он несет за одну ногу индейку, исходящую паром.

— Он сказал, что она бы оттаивала много часов, — бурчит мама. Из трубки доносится тоненький голосок.

— Нет, не ты, Тед, — говорит мама телефону.

Папа кладет индейку на чурбак и берет топор.

Шмяк. Топор вонзается в замороженную плоть индейки. Папа пилит ее топором. Шмяк. Ломоть замороженной индейки соскальзывает на землю. Он поднимает его и машет индейкой в сторону окна. Мама отворачивается и говорит Теду, что она уже в пути.

После того, как мама уходит в магазин, папа принимает на себя обязанности по приготовлению ужина. Это дело принципа. Если он перехватывает у нее руководство подготовкой к Дню Благодарения, он должен доказать, что может сделать это лучше ее. Он вносит искромсанное грязное мясо и моет его в раковине моющим средством в горячей воде. Обмывает топор.

Папа:

— Как в старые времена, правда, Мелли? Парень идет в лес и приносит домой ужин. Это не так уж и трудно. Приготовление пищи требует всего лишь некоторой организованности и умения читать. Подай мне хлеб. Я собираюсь приготовить настоящее объедение, как раньше делала моя мама. Ты не должна мне помогать. Почему бы тебе не заняться домашним заданием, может, дополнительно позаниматься, чтобы подтянуть твои оценки. Я позову тебя, когда ужин будет готов.

Я думаю об учебе, но сейчас праздник, так что вместо этого я паркуюсь на диване в гостиной и смотрю старый фильм. Дважды я ощущаю запах дыма, вздрагиваю, когда стакан разбивается об пол, и подслушиваю на параллельном телефоне его разговор с леди из горячей линии индеек. Она говорит, что суп из индейки — в любом случае лучшая часть Дня Благодарения. Часом позже отец зовет меня на кухню с фальшивым энтузиазмом отца, бездарно угробившего кучу времени.

На разделочной доске громоздятся кости. На печи кипит горшок клея. В извергаемой белой пене кусочки серого, зеленого и желтого.

Папа:

— Это должен был быть суп.

Я:

Папа:

— На вкус было немного водянисто, и я решил загустить. Я положил немного кукурузы и гороха.

Я:

Папа (достает из заднего кармана бумажник):

— Позвони в пиццерию, я избавлюсь от этого.

Я заказываю двойной сыр, двойные грибы. Отец хоронит суп на заднем дворе, рядом с нашей мертвой гончей, Ариэль.

Вилочковая кость

Я хочу сделать мемориал для нашей индейки. Никогда еще не было столь замученной птицы для столь паршивого обеда. Я выкапываю кости из мусора и приношу их в художественный класс. Мистер Фримен заинтригован. Он говорит мне работать над птицей, но продолжать думать о дереве.

Мистер Фримен:

— Ты в огне, Мелинда. Я вижу это в твоих глазах. Ты поднялась над смыслом, над субъективным эффектом меркантилизма этого праздника. Это чудесно, чудесно! Будь птицей. Ты — птица. Принеси себя в жертву заброшенным семейным ценностям и консервированному батату.

Как скажете.

Для начала я решаю склеить кости в кучу, как дрова (въехали? — дерево — дрова), но мистер Фримен вздыхает. Я могу лучше, говорит он. Я устраиваю кости на куске черной бумаги и пытаюсь нарисовать вокруг них индейку. Мне не нужен мистер Фриман, чтобы сказать, что это омерзительно. Но в этот момент он углубился в свое собственное искусство и забыл, что мы существуем.

Он работает с огромным холстом. Начиналось уныло — разрушенное здание вдоль серой дороги в дождливый день. Он провел неделю, вырисовывая грязные мелкие монеты на тротуаре, потея, чтобы они выглядели достоверно. Он нарисовал лица членов школьного совета, выглядывающих из окон здания, а затем он поместил на окна решетки и превратил здание в тюрьму. Его холст лучше, чем телевидение, потому что ты никогда не знаешь, что там случится следующим.

Я мну бумагу и высыпаю кости на стол. Мелинда Сордино — антрополог. Я раскопала останки чудовищной жертвы. Звенит звонок, и я смотрю на мистера Фримена как маленький щеночек. Он говорит, что позвонит моей учительнице испанского с каким-нибудь оправданием. Я могу остаться здесь и на следующий урок. Когда Иви слышит это, она тоже просит разрешения задержаться. Она пытается победить свою боязнь клоунов. Она делает что-то вроде странной скульптуры — маску клоунского лица. Мистер Фримен говорит и ей «да». Она сигналит мне бровями и усмехается. К тому времени как я понимаю, что это подходящий момент сказать ей что-то приветливое, она возвращается к работе.