Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)

Вероятно, кто-то проговорился, и теперь даже очень хорошо, что Говорящий все правильно понял и узнал, как им запомнился Макрам. Каждый из заводчан захотел стать тем, кто рассказал Говорящему о Макраме. Они даже не догадывались, что Говорящий и не пытался заговорить с ними. Уже долгие годы Эндрю Виггин узнавал о многом, не задавая вопросы.

– Его третье имя было Рам. Собака.

О, да, думали луситанцы. Именно этого и следовало ожидать от Говорящего от имени Мертвых. У них нет уважения к Мертвым, им неведомо приличие.

– Именно так вы его называли, когда слышали, что у его жены, Новинхи, снова синяк под глазом, что она с трудом ходит, что у нее опять разбита губа. Он был животным, поступая так с ней.

По какому праву он говорит такое? Ведь человек умер! Но под внешним гневом другая причина скребла сердца луситанцев. Они вспомнили, что каждый из них когда-то произносил точно такие же слова. Невежливость Говорящего как раз состояла в том, что он публично высказал то, о чем они шептались, когда Макрам был еще жив.

– Никто из вас не любил Новинху. Эта гордая женщина никогда ни разу не пожелала вам доброго утра. Но она была хрупкой и маленькой по сравнению с ним, и она была матерью его детей, поэтому, когда он ее бил, он заслуживал имя Рам.

Тяжелый вздох и ропот прокатились по прассе. Те, кто сидел рядом с Новинхой, уставились на нее, горя желанием увидеть ее реакцию на слова, с болью сознавая, что Говорящий был прав, они действительно не любили ее, они боялись и жалели ее одновременно.

– Скажите, разве не этого человека вы знали? Проводящего все свое время в барах, не имеющего друзей, жадного до выпивки. Вы даже не могли определить, много ли он выпил. Он был угрюмым и замкнутым до принятия рюмки, таким же он оставался и когда все было уже выпито. Никто не слышал, чтобы он с кем-нибудь дружил, никто не радовался встрече с ним. Именно этого человека знало большинство из вас. Рам. Едва ли он был человеком.

Да, думали они. Он был таким. Первоначальный шок неприличия постепенно угас. Они привыкли к мысли, что Говорящий и не думает приукрашивать или смягчать историю. Хотя им до сих пор было не по себе.

Чувствовалась нотка иронии, но не в его голосе, она пронизывала его слова.

«Едва ли он был человеком», – сказал он, конечно же, он был человеком, но они смутно чувствовали, что Говорящий понимает, что они думают о Макраме, но не совсем соглашаются с этим.

– Другая часть людей, работающих с ним на заводе в Байрро дас Фабрикадорас, знали его как сильную руку, на которую можно положиться. Он никогда не хвастал, что сделает больше, чем мог, и всегда выполнял то, о чем обещал. Они могли рассчитывать на него. Внутри стен завода вы уважали его. Но когда вы выходили после смены, вы забывали о нем, как о всяком другом, – не замечали и не думали о нем.

Снова ирония в словах. Хотя в его голосе не было намека на насмешку такая же доступная и простая речь, с какой он начал – те, кто работал вместе с ним, почувствовали словно внутри себя: мы не должны были игнорировать его. Если бы мы его очень ценили и уважали на заводе, возможно, мы бы оценили его вне его стен.

– Некоторые из вас помнят еще кое-что, о чем никогда не рассказывают.

Вы дали ему прозвище Рам много лет назад, задолго до того, как он заслужил его. Вы были десяти-двенадцатилетними детьми. Он вырос очень высоким. Вы стыдились быть с ним рядом. И боялись, потому что чувствовали себя слабыми.

Дон Кристиан прошептал своей жене:

– Они пришли за сплетнями, а он заставил их почувствовать ответственность.

– Таким образом вы стали обходиться с ним так, как обходятся с любым человеком, который больше, чем все, – сказал Говорящий. – Вы объединились против него. Подобно охотникам, желающим загнать мамонта. Подобно тореадорам, стремящимся измотать быка, чтобы затем убить его. Тычки, насмешки, оскорбления. Вы окружали его. Он не знал, откуда поступит следующий удар. Вы кололи его острой соломой, и занозы застревали в его коже. Он слаб от боли, сходил с ума. Вы проделывали все только потому, что он был больше и выше вас. Вы хотели заставить его кричать, убегать от вас, плакать. Правда? Он был слабее вас всех вместе.

Эла была зла. Она думала, что он будет обвинять Макрама, а не оправдывать его. То, что у него было по-своему трудное детство, еще не давало ему права унижать мать.

– Я не упрекаю вас. Вы были детьми, а все дети жестоки, не понимая того. Сейчас вы бы так не поступили. Но теперь, когда я напомнил вам, вы быстрее отыщете ответ. Вы называли его собакой, и он стал ей. На всю оставшуюся жизнь. Издевался над слабыми. Бил жену. Так грубо и зло выговаривал своему сыну Майро, что он убегал из дома. Он вел себя так, как вы обращались с ним, и постепенно стал тем, кем вы его дразнили.

Это же глупо, думал епископ Перегрино. Если человек реагирует тем же способом, каким люди обращаются с ним, то некого винить. Если в ваших грехах виновны не вы, как можно сокрушаться?

Словно услышав доводы епископа, Говорящий поднял руку и изменил свои слова.