Говорить ли президенту?

— Если это действительно важно и вы поможете нам раскрыть преступление, мы поговорим с иммиграционными властями. Большего мы обещать не можем.

В Соединенных Штатах шесть миллионов нелегальных эмигрантов, подумал Марк. Еще двое погоды не сделают.

— Мне нужна работа, мне нужны деньги, понимаете? — Казефикис был в отчаянии.

Калверт и Эндрюс отлично его понимали. Еженедельно перед ними проходили десятки людей, перед которыми стояла та же проблема.

— Когда мне предлагай работу официанта в ресторане, жена была очень рада. На вторую неделю дали особую работу — подавать завтрак в гостиничном номере важному человеку. Но этот человек хотел официант, который не знает английский. Мой английский плохой, и хозяин говорил мне: «Иди, рот не раскрывай, говори только греческий». За двадцать долларов я сказал «да». В кузове грузовика приехали в гостиницу — по-моему, в Джорджтаун. Когда приехали, меня посылал в кухню, чтобы я был с обслугой в подвале. Я одевался и носил еду в отдельную столовую. Там — люди, пять-шесть, я слышал, важный человек говорит, что я не говорить английский. Они снова разговаривали. Я не слушал. Выпивали последний чашка кофе и говорили про президента Кейн. Я люблю Кейн, я слушал. Они говорить: «Мы должны ее убрать». Другой говорить: «Лучше всего 10 марта, как и планировали». А потом я слышал: «Я согласен с сенатором, надо избавиться от этой суки». Кто-то на меня смотрел, и я ушел из комнаты. Когда я внизу мыть посуду, человек зашел и закричал: «Эй, ты, лови». Я оглянулся, поднял руки. Он — сразу ко мне. Я побежал в дверь и по улице. Он в меня стрелял. Я почувствовал больно ноге, но убежал, потому что он старее, больше меня, медленнее ходит. Я слышал, он кричал, но знал, что он меня не ловить. Я боялся. Я быстренько пришел домой, и мы женой тогда же вечером уезжали и прятались за городом у друга из Греция. Думал, все хорошо, но через несколько дней нога стала хуже, и Ариана заставила меня ходить в больницу и звонить вам, потому что мой друг говорил, что они приезжали ко мне и искали, потому что если они меня найдут, убьют.

Он замолчал и, тяжело дыша, умоляюще взглянул на агентов. На небритом лице выступил пот.

— Как ваше полное имя? — спросил Калверт с интонацией продавца проездных билетов.

— Анджело Мексис Казефикис.

Калверт заставил грека повторить имя по буквам.

— Где вы живете?

— Сейчас — квартал Голубой Гребень, 11501, улица Элкин, Уитон. В доме моего друга, он хороший человек, не делайте ему плохо.

— Когда имело место это происшествие?

— В прошлый четверг, — не задумываясь ответил Казефикис.

Калверт уточнил число:

— 24 февраля?

Грек пожал плечами.

— В прошлый четверг, — повторил он.

— Где находится ресторан, в котором вы работали?

— Несколько улиц от меня. Называется «Золотая утка».

Калверт продолжал записывать.

— А где находится гостиница, в которую вас привезли?

— Не знаю, в Джорджтауне. Может, смогу показать, когда выхожу из больницы.

— Теперь, мистер Казефикис, внимательно выслушайте мой вопрос. Кто еще из обслуживающего персонала на этом завтраке слышал разговор в комнате?

— Никто, сэр. В комнате обслуживал только я.

— Вы рассказывали кому-нибудь о том, что услышали? Может быть, жене? Или другу, у которого вы живете? Кому-нибудь еще?

— Нет, сэр. Только вам. Жене не говорил, что слышал. Никому не говорил, очень боялся.

Калверт продолжал задавать вопросы: просил описать внешность других людей, находившихся в комнате, и заставлял грека повторять свой рассказ, чтобы убедиться, что несоответствий нет. Придраться было не к чему. Марк молча смотрел на них.

— Хорошо, мистер Казефикис, на сегодня все. Завтра мы вернемся, и вы подпишете письменное заявление.

— Но они меня убьют. Убьют!

— Не беспокойтесь, мистер Казефикис. Как только сможем, мы поставим у вашей комнаты полицейского. Никто вас не убьет.

Эти слова не убедили Казефикиса, и он опустил глаза.

— Утром мы снова приедем к вам, — повторил Калверт, закрывая блокнот. — А пока отдыхайте. Спокойной ночи, мистер Казефикис.

Калверт снова зыркнул на счастливого Бенджамина, который, по-прежнему не отрываясь, смотрел передачу «Пирамида в 25 тысяч долларов»; звука не было, на экране мелькали деньги. Он снова помахал им рукой и ощерил в улыбке все свои три зуба — два черных и один золотой. Калверт и Эндрюс вышли.

— Не верю ни единому его слову, — сразу сказал Барри, как только они очутились в коридоре. — С его-то английским он мог ни уха ни рыла не понять. Вполне возможно, что все обстояло крайне невинно. Люди часто ругают президента. Вот мой отец, например, — но это же не значит, что он действительно собирается ее убить.

— Может, и так, но как быть с огнестрельным ранением? Оно-то настоящее, — сказал Марк.

— Верно. Знаешь, только это меня и беспокоит, — отозвался Барри. — Он мог сочинить эту историю для отвода глаз, чтобы скрыть что-то другое. На всякий случай нужно посоветоваться с шефом.