…Голуби парят в небе над монастырём. Котята под крыльцом – маленькие, беспомощные. И слёзы – когда пономариня нашла укрытие и унесла жалобно мяукающих зверьков к реке. Топить.
А ещё – вечные синяки на разбитых предплечьях и голенях. Ночные часы и тайные разговоры послушниц. Трепет детских сердец. Страх: вдруг наставница услышит? Накажет? Страшилки о Зелёном Дьяволе и Жёлтом Распятии. Потом – наивные и выспренние стихи о любви. Рассказы о Нём – обязательно с большой буквы. У самой Хаалы никогда не было Его. В отличие от других послушниц, она в монастыре жила с рождения – это тоже служило поводом для самобичеваний.
Хаала пронесла через жизнь все свои обиды, всю горечь. Даже Альберт легче принимает мир. Он щурится на красный шар Сигуны, и я почти угадываю его мысли. Нет, красные карлики не взрываются.
Катер плывёт над ледяной поверхностью Сигуны-1, входя в новый день. На меня накатывает безразличие. Всё, что можно сделать, – сделано. На льду горят багровые отблески; изломы скал вспыхивают, словно аметистовые друзы… нет, словно разорванный плод граната. Этот свет – сродни сиянию Грааля, а раз так, то к чему стремиться?
Я уже на месте.
Я нашёл то, что искал. Жаль, Иртанетта меня здесь не встретит.
Краем глаза смотрю на своих спутников. Умиротворение ледовой пустыни захватило их. Альберт привалился лбом к спинке кресла; горькие складки в уголках рта разгладились. Всё. Он своё отбоялся… Здесь нет будущего, которое может тревожить.
Мать Хаала сидит, выпрямив спину. Руки чинно сложены на коленях – ни дать, ни взять примерная ученица. Все её обвинения в прошлом, а значит – нигде. Потому что во льдах нет прошлого.
Катер касается льда гравифокусами. Над нами взмётывается сияние мутной алой пыли. И тут наваждение оставляет нас.
Несколько минут после посадки мы сидели не шевелясь. Ловя ускользающие струйки покоя, почти блаженства, что держали нас в плену. – А по мне, так и здесь хорошо, – бормочет Альберт.
– Как странно, – пробормотала мать Хаала. – Господи, прости мне эти мысли… Не может… это не я…
– Вам тоже привиделось? – спросил Альберт. Изгнанный из жалкого рая неудачников, он всё ещё не мог прийти в себя. – Я… я видел нирвану. – Глядя на лицо Хаалы, он тут же стушевался. – Извините… но это очень похоже…
Я уселся в пилотское кресло. Запустил начальные тесты среды, задал камерам слежения круговой маршрут. Стены катера стали прозрачными. Пейзаж дрогнул и поплыл, неторопливо вращаясь вокруг нас.
Обожаю этот миг. Вибрирующая, изломанная линия горизонта уплывает в сторону. Становится кристально ясно, насколько легка и невесома Вселенная, в которой я обитаю. Вот только гроздья алых вспышек на ледяных гранях нисколько не похожи на сияние Грааля. Что же могло нас так обмануть? Последние мгновения перед тем, как нырнуть в «нирвану», я разглядывал таймер, высчитывавший время до посадки. Надо реконструировать нашу траекторию.
– Мы будем сидеть здесь, пока не обрастём льдом, – говорит мать Хаала, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Лучше помаяться скукой здесь, чем сдохнуть там. Планетарные тесты важны.
– Когда же они закончатся?
– Скоро.
В арсенале катера нашёлся комплект из восьми УПР (универсальных полимер-костюмов разведчика, в просторечии «упырей»). «Упыри» потому и универсальные, что подстраиваются под результаты планетарных тестов. Ни монахиня, ни студент понятия не имели, как с ними управляться. Я выдал им костюмы и заставил надеть.
Альберт сдался первым. Он сидел с тупым отчаянием и наблюдал, как мать Хаала, затянутая в тонкое трико, бьётся с костюмом.
– Плохо, – сказал я. – Курсов выживания на чужих планетах вы не посещали.
Хаала сверкнула глазами, но возражать у неё пороху не хватило. Альберт что-то проворчал о либертианских свободах.
– Кого одеть первым?
– Его.
Я поднялся с места. Секрет «упырей» прост и по-своему элегантен. Новичков он обычно ставит в тупик.
– Вот здесь, – показал я, – вшита торсионка. – Хаала вытянула шею, пытаясь запомнить. – Здесь вакуумный замок. Очень неудачная и сложная для понимания конструкция. К сожалению, другой нет. Теперь ты, – приказал я монахине.
Конечно же, у неё ничего не вышло. Я одел Хаалу, облачился сам и выпустил компанию наружу.
– Направление – на ту гору, – приказал я. – Катер выставит радиомаяки. Что кому делать, я объяснил.
– А что мы ищем? – спросил Альберт.
– Пещеру. Ледовую пещеру под горой. И… ещё кое-что. Когда найдёте, вы сразу почувствуете это.
Мы двинулись к горе – той самой, над которой свет Сигуны я принял за Грааль. Идти пришлось порядочно. Перегонять катер я побоялся: паранойя не-господина страха передалась мне. Рунархи могли засечь работу двигателей. К счастью, в «упырях» стоит хороший экзоскелет с усилителем мышц. Передвигаться на четырёх костях по льду тряско и унизительно, зато экономятся силы. А это немало, если учесть, сколько оборудования нам приходится тащить на себе.