Град Ярославль

Чтобы попасть в покои исповедника, надо было пересечь монастырский сад, что был разбит подле палат архимандрита. Гришка шел в сопровождении пятерых чернецов и вдруг остановился: невдалеке мелькнуло знакомое лицо. Святые угодники, да это же владыка Кирилл! Гришка уже знал, что владыка любит прогуливаться по саду. Выходит, он не поехал в Ярославль. Изрядно же его напугали казаки Заруцкого. И стрельцов напугали.

Но от этой мысли Гришке легче не стало. Он вернулся в свое узилище мрачный и вконец подавленный. Жить ему оставалось считанные часы.

Чернец на сей раз принес Гришке гречневой каши, сдобренной коровьим маслом.

— Поешь напоследок, грешная душа.

Обычно прожорливый Гришка на сей раз, даже на мису не взглянул.

— А вот владыка Кирилл сию кашу каждое утро вкушает.

— Владыка?.. Чего в обители остался?

— Стар он, чтобы по городам и весям странствовать. Остаток дней своих намерен провести в монастырской келье.

Ничего больше не спросил Гришка, лишь повел на чернеца отрешенными глазами.

…………………………………………………………………..

Исстари на Руси повелось: казнить предателей не на месте преступления, а на осине, проклятой Богом. Вели Гришку в лес все те же пятеро чернецов, но шли они без ряс, а в мирской одежде, ибо по монастырскому обычаю не положено вести на казнь преступника в церковном облачении. Гришка упирался и вырывался, но руки его были связаны.

— Ишь, как помирать не хочет. Потерпи, сучий сын, теперь уж скоро… Вот и осина твоя, иуда!

Гришка хрипел, брыкался, сыпал проклятиями, но вскоре тугая ременная петля была продета через его длинную кадыкастую шею, а конец петли закреплен за крепкий сук. Осталось вытолкнуть из-под ног Гришки валежину.

— Подыхай, иуда!

Вытолкнули — и пошли прочь, ибо по тому же стародавнему обычаю оставаться подле казненного иуды не полагалось: его тело должны растерзать лютые звери.

Чернецы, даже не оглянувшись на казненного, скрылись в чаще, а длинный как жердь Гришка, уже задыхавшийся, с открытым ртом, вдруг коснулся носками сапог земли, а тут и надпиленный сук обломился. Гришка остался жив! С трудом отдышавшись, он пал на колени, воздел к небу связанные руки и воздал хвалу Богу.

Атаман Наливайко встретил Гришку ворчливо:

— Три дня ждем твоей вести. Аль ты не знаешь, что нам нелюбо стоять на одном месте? Когда съедет этот старый поп?

— Никогда. Ярославские послы отбыли восвояси, а владыка Кирилл решил остаться в монастыре.

Наливайко чертыхнулся и приказал казакам сниматься в стан Заруцкого.

Владыка Кирилл (он так и не изведал, что Гришку поведут к духовнику садом во время его прогулки) благополучно прибыл в Ярославль.

Первушка, сам того не ведая, оказал неоценимую помощь Земскому ополчению. Велика заслуга и Надея Светешникова.

Глава 8

ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ

Митрополит Кирилл оправдал надежды Дмитрия Пожарского. Проведя неустанные беседы с воеводами, владыке удалось их утихомирить. Где не помогло мирское слово, там на благодатную почву легло душещипательное слово умудренного пастыря.

— Я бесконечно благодарен тебе, святый отче, — тепло изронил Дмитрий Михайлович. — Ты спас ополчение от раздоров.

— Не благодари меня, сыне. То не мое радение, а тщание всемилостивого Господа. Это Спаситель вложил в мои уста благословенный глагол.

Благословенный глагол владыки Кирилла звучал до самого отбытия ополчения на Москву. Но одна беда едва загасла, как навалилась другая, жуткая и чудовищная, и причиной тому — скученность ратных людей, которые стояли на постое в каждой посадской избе. Где-то с 10 мая в Ярославле завязалась «моровая язва».

Дмитрию Михайловичу никогда не забыть рассказа отца, Михаила Федоровича, перенесшего «черную смерть» в конце шестидесятых годов. Эта страшная гостья вспыхнула в Полоцке, а затем перекинулась на Можайск и Москву. Иван Грозный приказал учредить крепкие заставы, а дворы, куда проникла чумная зараза, заколачивали со всех сторон, никого из них не выпускали, так что многие умирали от голода в собственных дворах, где и были зарыты в земле. Все монастыри, посады и дороги были заняты заставами, перекрывшими всякое передвижение. А тех, кто пытался пройти мимо, стража хватала и тут же у заставы бросала в костер вместе со всем, что при них было, — повозкой, седлом, уздечкой…

Вокруг Москвы в полях были вырыты громадные ямы, куда сбрасывали по нескольку сот трупов погибших от чумы в общую кучу, без всяких домовин.