Град Ярославль

Получив огромные деньги, Семка и не подумал убивать своего господина. Маленький, щупловатый, с куцой бородкой и бегающими, плутоватыми глазами, он уносился в своих грезах в заоблачную высь. «Надо еще мзду запросить, рублей двести серебром. Красный терем поставлю, богатую суженую найду, слуг заведу и заживу припеваючи. А на Пожарского и засапожного ножа не понадобится. Дело опасное. Могут изловить и на дыбу подвесить. Надо похитрее дело обстряпать. Пусть казаки отравного зелья добудут. Митрий Михайлыч любит на ночь чарку вина испить, и сонного зелья в него добавляет. Сон-то у него совсем никудышный. А винца ему из братины постельничий наливает. На него и подозрение падет.

Умысел Семки по нраву пришелся Стеньке и Обрезке, но Хвалов заломил еще двести рублей.

— Спятил, Семка. Нет у нас таких деньжищ.

— Тогда сами князя кончайте.

Семка в хоромы ушел, а казаки зачесали затылки. Надо к Доводчикову идти, только он мог отдать новое распоряжение. О дворянине ничего Семке не сказывали, ибо тот строго настрого наказал:

— Даже под пыткой мое имя не называть!

Доводчиков хоть и разгневался на Семку, но все же двести рублей выложил.

— И чтоб сегодняшней ночью Пожарского не стало!

Получив отравное зелье и сказочные деньги, Семка клятвенно посулил прикончить своего господина, даже нательный крест поцеловал.

Доводчиков утром приготовил резвых коней, на них должны были отправиться к Заруцкому Стенька и Обрезка, но утром Дмитрий Пожарский в добром здравии вышел из хором и направился к Пушечному двору.

Доводчикова охватило негодование:

— Сей пройдоха водит нас за нос! Потолкуйте с ним в последний раз. Либо он кончает Пожарского, либо получит нож во чрево.

Семка Хвалов на угрозливые слова казаков смело заявил:

— Вишь, сколь людей на торгу. (Встречались на Торговой площади, куда челядинец приходил в Хлебный ряд за караваями и калачами). Крикну — на куски порвут. А коль замыслите втихаря ножом пырнуть, то и самим головы не сносить. Я, ить, на всякий случай своему дружку о вас поведал. Так что нет проку, на меня ножи точить, хе.

Чертыхнулись казаки. Семке на хвост не наступишь.

— Ничего, донцы. Сей пройдоха от нас никуда не денется, а пока надо другой путь искать, — сказал Доводчиков.

Дворянин ухватился за своих земляков — стрельцов Еремку Шалду, Фому Крючка да Истомку Сапожкова, которые давно были недовольны жесткими порядками Пожарского, совсем недавно стояли на стороне стряпчего Биркина и которые пользовались покровительством Заруцкого в дни его службы королю Жигмонду в лагере под Смоленском.

— Надо прикончить Пожарского в толчее, дабы никто ничего и уразуметь не успел, — наставлял Доводчиков стрельцов.

Ждали подходящего случая.

…………………………………………………………………..

В первых числах июля семь новых бронзовых пушек с искусно выточенной казенной частью и стволами были вывезены на подводах из литейных ям. Тяжко пришлось мастерам! Более двух месяцев простоять у огненнодышащих плавильных печей, когда от нестерпимого жара заливает потом все тело, не так просто даже закаленному ко всяким невзгодам человеку. Сотни пудов переплавлено, сожжено уйма дров. Каждые четверть часа мастера выходили из литейных ям, дабы набрать в грудь свежего воздуха и вновь спускались в дымное, жаркое исчадие.

И вот пушки излажены, испытаны в огненном бою. Железные, свинцовые, чугунные ядра в щепу разбивали прочные дубовые преграды.

— И камню не устоять, — заверил Пожарского Яков Дубинка.

— Добрые пушки, мастер, — похвалил Дмитрий Михайлович. — Надо их доставить к Разрядному приказу, дабы все ополчение изведало о знатном наряде.

Вместе с другими пушками наряд составил два десятка орудий. Самые тяжелые из них были закреплены на станках с колесами, среднего боя — уложены на полозья, а малого — подняты прямо на телеги.

Смотр состоялся двенадцатого июля перед Разрядным приказом. Площадь до отказа была забита многолюдьем. Подле пушек вовсю работали кузнецы: скоро наряд должен отправиться под Москву, и надлежало привести в порядок пушечные лафеты и колеса.

Осмотрев наряд, Дмитрий Михайлович повернул к приказу и стал протискиваться сквозь толпу к дверям. Возле него, поддерживая князя под руку, находился неизменный телохранитель Роман Пахомов. Внезапно Пожарский оступился, и это его спасло, ибо в тот же миг казак Стенька выхватил из-за голенища сапога нож и попытался нанести жертве воровской удар снизу в живот, но нож вонзился в бедро Роману; тот застонал и неловко повалился на бок. Дмитрий Михайлович ничего не понял и попытался выбраться из толпы, но тут закричали:

— Тебя, воевода, хотели зарезать!

Окровавленный нож обнаружили подле Романа, и тут же установили его владельца, не успевшего выскочить из тесной толпы. «Злодея пытали всем миром, и он вскоре же назвал свое имя и выдал сообщников».