Град на холме

Конвой проследовал дальше по коридору, вглубь офиса. Туда, где расположена корпоративная тюряга. Они остановились у двери, и женщина повернула голову. Я увидел её профиль. Последние сомнения исчезли. То кукольное лицо, чересчур бледное в этом свете. Тонкие губы, и ярко-красная помада. Аккуратный носик. Причёска как у актрис в старом кино. Сумочки нет, отобрали раньше. Чёрный бархатистый жакет с плечиками и юбка в тон. Тот же цокот каблуков.

Вывод напрашивался один. Жанна использовала меня «в тёмную». Но тогда почему курьер оказалась в нашей тюряге, а не в прокурорской?

Я двинулся следом. По крайней мере, у меня было право идти туда. Никто бы не остановил. Так и случилось. Охранник на входе в запретную зону только кивнул.

– Стоять, – донеслось со стороны конвоя.

Пленница подчинилась, и я сбавил ход. Почти остановился.

– Лицом к стене.

Я почти повторил её движения, будто команды относились к нам обоим. И сделал вид, что смотрю в угол. Она мельком посмотрела в мою сторону. Естественно, не узнала. Но легче от этого не стало. Её взгляд показался опустошённым. Такой бывает после долгого пребывания в камере.

В стене открылись бронированные стеклянные двери. Конвоир негромко сообщил охраннику номер заключённой, и тот пропустил их.

Двигаться за ними дальше было небезопасно. На следующем посту необходимо сообщать цель посещения изолятора, и в данный момент в голову ничего вразумительного не приходило.

Я помялся на полпути к посту. Поймал себя на том, что опустил руку в карман, где лежал крестик с распятым ангелом. Затем меня окликнули.

– Думал, ты или нет… Хорошо, что нашёл.

Мы пожали друг другу руки. Офицер досмотровой группы. Эдуард. Тот, что работал на квартире Эрасмуссена. Совсем зелёный, год после корпоративной учебки.

– А в чём дело?

– Вчера ещё искал. Шеф сказал, что все материалу по историку тебе.

– Какой шеф? Твой или мой?

– Уже общий. Он и у нас исполняет обязанности.

– Вот как, – я задумался. – Условно-постоянно… Потихоньку занимает посты, куда может дотянуться.

– Опять эта возня, – согласился офицер. – Есть кое-что по делу и один вопрос.

Я попросил его пройти ко мне, подальше от чужих глаз. Глупо? «Мой» кабинет тоже под наблюдением. Да и нет у нас «своих» кабинетов. Мы использовали незанятый, который ближе всех к закрытой зоне.

Я развалился в кресле, а он на диванчике. Закурили. Я указал рукой на кофеварку, но Эдуард замотал головой – нет. Молчание постепенно затягивалось…

– Ну, что там? – не выдержал я.

– На квартире… повесившегося ничего. Чисто. Никаких контактов, связей. А вот на рабочем месте в музее нашли бумажный билет с бейджиком.

– О! Сюда, – я протянул руку.

Офицер полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда квадратный лист пластика – традиционный аксессуар конференций, с именем и должностью участника, а также сам билет. Ловко бросил на стол, прямо к моей руке.

– Никаких пометок? – спросил я, осматривая находки. – Водяных знаков? Микротекста?

– Нет.

– Нужно смотаться туда. Эрасмуссен составлял нечто похожее на научный доклад… Да и не помню, когда сам выбирался в культурное место.

Мы снова выкурили по сигарете, обсуждая, кто куда ходил в последнее время. В основном, говорил он. Вспоминал студенческую жизнь, которая закончилась не так давно.

Я уточнил, было ли найдено на рабочем месте Эрасмуссена что-нибудь ещё. Но парень подтвердил, что там чисто. Чисто сработано… Надо так понимать.

Хороший малый. Только для нашей работы не вполне приспособлен. Врать умеет плохо. Мне показалось, что сейчас он говорил правду. Ту правду, что знал сам.

Было видно, как он напрягается, пытаясь подобрать формулировку своего вопроса. Но я поначалу старательно отвлекал его, заводя разговор в сторону, а потом прямо спросил.

– Так какой вопрос?

– Меня… подключили к той истории с расстрелом демонстрации, – он посмотрел на меня таким взглядом, будто искал поддержки. Его явно зарядили на разговор. Надо полагать, без нашего общего шефа не обошлось.

Я кивнул, приглашая парня продолжать.

– Мы нашли одежду, которую он скинул.

– В той подворотне… – неопределенно сказал я.

– Где поймал пулю, – кажется, он понял, что сказал «не то». Не в тот момент. И не так.

– Когда выехали машины, – я сделал вид, что ничего не заметил, – они перекрыли обзор. Но потом стало видно, что он возился с одеждой.

Парень сглотнул:

– Там тоже ничего не нашли. Никаких зацепок.

– Чисто сработано. Непростые ребята, – сказал я, осознавая, что выпутался.

Вероятно, в подворотне обнаружили одежду какого-нибудь бомжа. Или арабы подбросили туда тряпьё, чтобы спутать следы. Но тогда дело действительно серьёзное, а этот необстрелянный парень ошибся с работой.

Молодой офицер, скорее всего, доложит то, что от него ждут услышать, а о своей неловкости умолчит. Так что я могу вздохнуть свободнее.

«Интересно, велась ли запись нашего разговора?» – Я прогонял в памяти свои действия.

Нет… вроде бы ничем себя не выдал. Будем надеяться, что у начальства много других проблем. Много терактов и аварий, демонстраций «всевозможных придурков». Про самозастреленного араба… и про меня забудут.