Град огненный

Н. нервничает, теребит ремень, его взгляд бегает по бункеру, по обшарпанному столу, по сырым стенам с отслоившейся штукатуркой.

— Да, — наконец, сдавленно отвечает он.

— Почему скрыл?

Н. вздрагивает. По шее катится пот, но он не решается вытереться, стоит — руки вытягивает по швам, в глаза не смотрит, бормочет:

— Старшие угрожали. Сказали: вякнешь — прирежем.

— Испугался, значит? — ухмыляюсь.

Его ощутимо колотит. Я наблюдаю, неподвижно сидя на стуле, между коленями зажат стек, ладони лежат на рукояти. Н. понимает, что я могу убить его прямо сейчас. Страх перед преторианцами, выпестованный за несколько лет обучения, крепко держит его за горло. Он задыхается, он понимает, что грозит ему за дезертирство. Он понимал это с самого начала, как только пришел в Помор… но ведь все-таки пришел. И остался.

— Я смалодушничал, — выдыхает Н.

Словечко явно из лексикона людей. Васпы не говорят так, потому что не имеют души. И не признаются в страхе.

— Допустим, — цежу сквозь зубы. — Дальше.

Н. шмыгает носом и продолжает:

— Сид дал мне листовку. Там было написано: действительна как пропуск для перехода в Шестой отдел. Вторую взял себе. Он сказал, что когда мы попадем к пану Морташу, там будет много еды и женщин, и можно будет делать все, как раньше. Жить, как раньше.

— Откуда Сиду знать? — перебиваю я.

Н. нервно передергивает плечами.

— Не знаю. Сид сказал, что слышал от сержанта Рода. А тот — от кого-то еще. Сержант Род тоже хотел перейти. Говорил, что так сделали многие сержанты.

— Сержант Род мертв, — жестко произношу я.

Н. приоткрывает рот и впервые смотрит мне в глаза — со смешанным чувством страха и обожания. Этот взгляд выдает раба. Он неприятен мне. Наверное, потому что я сам долгое время был рабом.

— Расскажи, как ты оказался у людей, — требую я.

Н. снова отводит взгляд и рассказывает:

— Мы вышли на них не сразу. Сутки блуждали по тайге. Голодали. Втайне от Сида я съел последний кусок сахара. За это он меня побил. Тогда я подумал, что сбежать было плохой идеей. Но Сид сказал, что возвращаться поздно. Что господа преторианцы нас убьют. И мы шли дальше. И на второй день вышли на лагерь людей, — Н. делает глотательное движение, словно вставшая поперек горла крошка мешает ему говорить. Когда он продолжает, голос становится сиплым и ломающимся: — Мы бросили на землю оружие. Подняли руки. И держали листовки, как белый флаг. И повторяли: мы не причиним вам вреда! Мы не причиним вам вреда! Сдаемся! Люди выстрелили — но только под ноги. Наверное, чтобы напугать или показать, что настроены серьезно. Мы с Сидом встали на колени. Они подбежали и заломили нам руки. Потом приставили к затылкам автоматы и быстро обыскали. А я все это время стоял на коленях и думал: убьют или нет? Конечно, они не убили. Рывком подняли с земли, и повели в лагерь, как пленных, — Н. молчит, вздыхает, потом добавляет: — Мы оказались не первыми.

— Сколько дезертиров было в лагере?

— В нашем около шести, — отвечает Н. — Нас накормили. Потом завязали глаза и куда-то повезли. Везли долго. Не знаю, сколько. Нам что-то подмешали в еду, и мы уснули. А когда проснулись — оказались на базе.

— Координаты? — требую я.

Н. смотрит на карту, развернутую на моем столе. Думает долго, шевелит губами.

— Это недалеко от Нордара, — наконец, говорит он. — Возможно, пригород. База была поделена на несколько частей. В одной работали люди. В другой располагались ангары и склады. Еще одна часть была огорожена забором и колючей проволокой. Как раз туда нас и повезли. Расселили по казармам. Солдаты жили в общих. Сержантам предоставили отдельные комнаты.

— Каково общее количество васпов на базе?

— Больше сотни, — уверенно говорит Н. — Из них треть — сержанты. Преторианцев не видел. Хотя говорили, что они тоже есть. Нам дали время, чтобы привыкнуть. Но привыкать особо было не к чему. Жизнь на базе не отличалась от жизни в Улье. Разве что людей было больше и кормили куда лучше. И дали чистую одежду. Я впервые за долгое время наелся до отвала и уснул счастливым, — в голосе Н. появляются мечтательные нотки, и он трясет головой, словно пытается вытрясти все воспоминания, касающиеся его пребывания на базе Морташа. — Я пробыл там всего несколько дней. Все это время мы тренировались. Или играли в карты. На деньги. Нас научили люди. Вы знаете, господин преторианец, что такое — деньги?

Он приподнимает брови. Мне чудится снисходительная усмешка на его губах, но я игнорирую выпад и отвечаю спокойно:

— Знаю.

И на тот момент, действительно, знал. Я раньше, чем другие васпы, познакомился с миром людей. И хорошо помнил слова ополченцев: 'За голову каждого васпы по десять крон пан Морташ дает. И по двадцать — за каждого господина офицера'.

Н. перестает усмехаться и произносит в сторону, словно нехотя:

— В мире людей деньги значат многое. У кого много денег — у того много власти. Я слышал, так пан Морташ и стал хозяином Дара.

— Ты его видел?

Н. дергает щекой и виновато улыбается, мнется прежде, чем заговорить снова: