Град Петра

О морских пристрастиях царя свидетельствовал и компас над кроватью, как говорят, неразлучный с ним, и гравюра, изображающая крупный боевой корабль.

Посреди комнаты, занимая почти весь стол, красовалось странное восьмиугольное сооружение. Доменико принял его за фигурную крышку для пирога, употребительную в русских домах, но вскоре отмёл эту догадку, ибо разглядел пристальный блеск пушек, расположенных тремя ярусами, в чёрных провалах — амбразурах.

   — Я сам сделал. — Пётр засмеялся и ткнул себя в грудь. — Судите, господин архитектор! Судите пропорции, судите откровенно, прошу вас!

* * *

Кавалер ван дер Элст колотил по клавишам изо всех сил, исторгая из инструмента бравурный марш. Долг обязывал мысленно повиниться перед королём Карлом, умолять о прощении — ведь с приездом царя вместо объявленной «Мелузины» дали спектакль в честь русских побед; на сцену в одеждах античных вышли Виктория и Фортуна — к триумфальному, увитому лаврами столпу. Зрелище тягучее, с замедленными плясками и заунывным пением, и кавалер испытывает скуку и досаду на короля. Чего ради он возится с поляками! Скорее бы покончил с московитами... Роль подневольного музыканта, хоть и дворцового, надоела кавалеру. Какие ещё испытания ждут его на пути к графской короне? Да и надо ли питать надежду?

«Молю бога, чтобы война не затянулась», — написал он осторожно. Делиться с дядюшкой настроениями бесцельно. А вот позабавить придворными новостями стоит: дядя отметит прыткость и чуткость своего «лягущоночка».

«Ноябрь принёс холода, но царь в райском тепле, с новой фавориткой, увлечённый ею безумно. Фаворитку зовут Мартой[47], она из ливонских крестьян, очень рослая, обладает мужской силой и не лишена красоты, впрочем, грубоватой. С неё можно писать портрет предводительницы амазонок. Желал ли Шереметев, доставивший её в Москву, удружить царю, сказать не берусь, — известно только, что она жила в Мариенбурге, в доме пастора, была замужем за шведским драгуном, который пропал безвестно, проведя с ней две-три ночи.

Фельдмаршал привёз вместе с Мартой и пастора — и тут тоже не прогадал. Царь коллекционирует учёных людей, а сей священнослужитель знает множество языков и наук».

Пора, однако, перейти к делу.

«Принцесса не видит надобности представлять меня царю — я слишком мелкая фигура для него, а мой друг Трезини удостоился, и ему, по-видимому, улыбается удача. Теперь решено твёрдо — его назначат в Петербург. Царь долго беседовал с ним — насколько я могу судить — об укреплении невской дельты. О подробностях архитектор не распространяется и я не спрашиваю. Карьеру его можно считать упроченной, и я рад за него. Что до меня...»

Переезжать в Петербург, в проклятую глушь, ютиться в шалаше? Бр-р! Слава богу, пет никакой крайности!

«...то, поверьте, лишения не охлаждают моё любопытство к смелым порывам царя. Но зимовать в Петербурге бессмысленно. Начальствующие лица убираются оттуда, работ сколько-нибудь серьёзных до весны, естественно, не будет. Передайте издателю: моя книга о Московии составляется не так быстро, как мне бы хотелось — виноваты адские расстояния и климат».

Всё же издателю — то есть тому же дядюшке — надо подбросить известие посущественней.

«Крепость в Петербурге пока земляная, она заполняет весь остров, имеет шесть бастионов, 300 орудий. Высадка на остров исключена. Каменное покрытие русские класть не спешат, но подвозят вооружение и заменяют часть 12-фунтовых пушек более тяжёлыми».

Для Стокгольма, верно, уже не новость... У Крониорта есть свои шпионы. Кавалер встретил офицера-саксонца, склонного к водке и за столом болтливого.

Пожалуй, жидковато... Племянник охотится за важными сведениями как гончая, высунув язык, — так надлежит думать дядюшке.

«Развлечения при дворе принцессы следуют непрерывно, и в моём распоряжении недурной выбор невест, не нашедших себе подходящей партии». Избы, в которых помещены «невесты» — шведские пленные, находятся чертовски далеко, в Земляном городе. Кавалер и близко не подступал. Улицы там немощёные, грязь и топь. Да и надобности нет таскаться. Кавалер однажды перехватил шведа, шедшего с работы, потолковал в укромном уголке и удостоверился: любые есть мастера, не исключая и чертёжников. Но «жених» пока не клюнул. Трезини не имеет штата служащих и не ищет таковых.

Дядя поймёт. Но велика ли польза от старика? Король всегда презирал тайных агентов. Научился ли он ценить их? Сомнительно... Э, будь что будет! Протянуть в безопасности до развязки... Не застрял же король на веки вечные в трущобах Польши!

* * *

Синьора Бьяджи приготовила минестру — коронное своё блюдо. Минестру по-генуэзски, едва ли не самую сложную из итальянских похлёбок. В мясном наваре плавали клёцки, ломтики белых грибов, зелёный горошек — смесь густая, сытная, приправленная базиликой, чесноком, оливковым маслом, посыпанная тёртым пармским сыром.

   — Несчастье! Нет баклажан! — вздыхала синьора, ожидая похвал.