Град Петра

Эскадрон драгун сопровождал Доменико, копыта выбивали дробь по земле, увлажнённой дождём. Волнами набегали леса, обдавали сыростью, настоянной на травах, грибным духом. Распахивались, обнажая болото, карликовый худосочный сосняк, проплешины тёмных, стоячих вод. Взвились, собравшись на юг, журавли. Быть может, пролетят над Астано... И снова лес утихший, предосенний. Тронутый здесь багрянцем, там золотом, он обряжается, будто дразнит грядущую зиму, Скоро гномы заберутся в свои жилища, под корнями. Доменико задрёмывает, оглушённый молотьбой копыт, стонами разболтанной, плохо смазанной повозки, и возникают ворота, одни за другими, бесконечная смена ворот. Не стволы деревьев, а колонны, не ветви над головой, а своды.

Ночевали то в поле, то в избах. Командир эскадрона, разбитной майор из поповичей, ловко отыскивал в разорённой деревне квашеную капусту для щей, а случалось — и кусок сала.

Было третье утро пути, прохладное, солнечное, когда впереди, в недрах зарослей, родился гул. Подобный канонаде, он нарастал и ширился. Поток Наровы, свергаясь с каменной ступени, рвался к морю. Пахло горелым. Война здесь оставила глубокие раны. Из траншей веяло смертью. Пожарища сомкнулись в одну чёрную ткань траура.

У Доменико есть время в Нарве. Он осматривает старый собор, — огромный, богатый, впору крупному городу. Рядом с ним миниатюрная ратуша, завершённая всего двадцать лет тому назад. Тонкая острая башенка. Зодчему нужно понять облик города, чтобы триумфальные ворота стали неотъемлемой частью. Здесь северная готика, строгая, стрельчатая, далёкая от московского буйства красок, от московской филиграни.

«Царя я не застал и рискую не угодить ему. Он полагается на мой вкус. Ворота велено делать деревянные, временные — затем их воспроизведут в камне, для чего имеются залежи прекрасного белого камня и умелые, известные и в окрестных краях резчики».

Отец прочтёт с интересом. Он строитель и не чужд архитектуре.

Дальнейшее — для дочери. Лючии уже семь лет, она страшно любит сказки.

«В давние времена тут были великаны. Один из них сел на выступ скалы отдохнуть. Потянулся к реке, бежавшей вдали, провёл ногтем борозду, направил реку к себе. Ему надо было вымыть ноги. С тех пор там огромный, гулкий водопад».

В следующем письме, спустя месяц, Доменико сообщил, что он возвращается в Петербург, так и не увидев царя. Ворота готовы, начальствующими лицами похвалены.

Царское спасибо зодчий услышит позднее.

Дерево с годами ветшает. Ворота не дождутся перевоплощения в камень и для потомков не сохранятся. Сам зодчий очень гордился своей работой в Нарве. Поездка оказалась для него значительной.

В альбоме Доменико — ратуша. Белая, лёгкая, она сияет, словно проблеск надежды в разгромленном городе, ибо создатель её — истинный художник. В чём же его секрет? Башенка узкая, хрупкая по сравнению с массой постройки, и, однако, они неразделимы.

Этого и не хватает будущему Адмиралтейству — единства частей. Прежние эскизы забракованы теперь окончательно.

Начинать сначала...

После Нарвы зодчий более уверен в себе. Иногда реро своевольничает. Не сметь, не отступать от условий, поставленных царём!

На всякий случай, проверяя память, Доменико развёртывает тугую трубку чертежа. И, кажется, слышит голос Петра.

«Амбар буерный делать», «канатный сарай» — гласят собственные его надписи. Буквы бегут, словно задыхаясь от спешки. План общий, показаны лишь размеры и назначение построек. Сараи, где надлежит мастерить разные детали кораблей, располагаются буквой «П», концами к Неве. Они охватывают двор, длина которого по берегу четверть версты, ширина вдвое меньше. На нём царь обозначил эллинги для сборки судов — тоже нетерпеливо, сплошным разлинованным прямоугольником. Слева от кузницы — два мелких квадрата... А снаружи смотреть — крепостной вал, амбразуры, наполненный водой ров, палисад.

Доменико рисует, стоя мысленно на берегу Невы, глядя вглубь двора. Впереди — главное здание. Сараи примыкают к нему справа и слева, штаб флота в одном строю с мастерскими — лишь слегка выдвигается вперёд. На плане его нет, царь только показал, царапнув ногтем, место.

Тут и загвоздка, как говорят русские. Меткое выражение... Гвоздём засела в мозгу башня главного здания-бумаги потрачено ужас, варианты не счесть, но покоя нет. Падает башня. Не в том ли причина, что штаб-квартира чересчур слита с мастерскими, чуть выше их ростом и башня вырастает внезапно, без перехода.

Попытаться поднять здание... Так, как поступил шведский зодчий, автор ратуши в Нарве. Он возвысил крыльцо, крышу и сузил её кверху. Башенка незыблема.

Выше, выше кровлю...

Фортификатор преодолевает себя. Мешала привычка к формам приземлённым, естественной былаг одинокая сторожевая вышка над ровным горизонтом стен. Забыть!