Град разбитых надежд

Лезвие вонзилось точно в грудь, распарывая сердце. Серую ткань простого платья Джолин расцветило разрастающееся темно-красное пятно. Кровь потекла из носа и рта, чудовище отпрянуло, падая обратно в качалку. Джолин… Джолин убила себя, сама кинулась на меч.

Джоэл поспешил к ней, отбросил постылый меч-убийцу, попытался надавить обеими ладонями на рану, стянуть края. Тщетно. Сущность охотника сработала отточенным приемом, и Джолин не просила иного. Только избавления.

— Спасибо, родной. Я… так тебя люблю, — прошептала она, превратившись снова в человека, в любимую прекрасную девушку. Она ласково обняла, оставляя на лице Джоэла прощальный истекающий кровью поцелуй.

И жизнь слетела последним вздохом с приоткрытых побледневших губ. А закатное небо за окном внезапно содрогнулось, подернулось пульсациями, как будто намереваясь обрушиться. Из Хаоса, из-за стены, донесся то ли рык, то ли… плач. Чудовищный, нечеловеческий — голос самого Змея.

Джоэл замер, все жесты и слова стерлись неподвижностью. Он застыл среди призраков, наказанный жизнью. Победитель Вестника Змея с заговоренным мечом Нейла Даста. Услышавший глас из старой легенды еретиков. Сбывались пророчества и предостережения — он всех потерял.

Он убил ее. Убил Джолин! Погиб Ли. Он остался в одиночестве, только смерть смотрела на него. Уже без масок и закрытых век — глаза в глаза. Джоэл жил в Квартале Ткачей, когда повстречал смерть. Смерть своей души, смерть надежды.

Глава 40. Секрет Стража Вселенной

В отрешенном пространстве длилась боль неземной муки. Разомкнутый круг потерянных слов стелился пылью на окровавленном полу. Шел второй день в доме сумасшедшего с Королевской Улицы. И он не представлял, как солнце смеет преломлять горизонт преступно-веселым светом, выхватывающим очертания конца. Картины страданий и разрухи, картины зла и неискупимой вины.

Джоэл сидел подле перевернутого стола, тела Джолин и Ли лежали на кровати, рядом, накрытые с головой одеялом. А ему, уцелевшему, отрезанному от них завесой смерти, уже два дня не хотелось ни спать, ни есть, ни мыслить. Все застыло. Одиночество влилось в него раскаленным металлом под сердце, въелось в душу горечью ненужности.

Он сидел, рассматривая свои ладони, с которых не смывалась кровь любимых. Ли и Джолин — его мир, его жизнь. Теперь по пекарне бродил бесприютный призрак, и никто не приходил, никто не смеялся.

Он только вздрагивал от ощущения присутствия, привычки обливали раны души едкой кислотой: вот где-то ветер ударил ставнями о стекло — почудилось, что это Ли переступил порог, пришел с дежурства, как обычно; вот донесся запах земляники — надо сказать Джолин, какое вкусное варенье.

Но… их исковерканные тела коченели на тахте возле лестницы. Любимые, потерянные! Джоэл одергивал себя: где-то подсознание не принимало смерть. Пока он не глядел на трупы, чудилось, словно в бреду, будто он просто ждет возвращения Джолин и Ли, будто они зачем-то ушли по делам в этот темный для города час. И сам город представал отпечатком меркнущей памяти об утраченном времени мира и мнимого процветанья.

Джоэл метался из угла в угол, не представляя, что делать дальше. Зачем? Для кого? Хотелось лечь между Джолин и Ли, обнять их, как обнимал обычно, и заснуть навек, отправиться на встречу с ними. В другой мир, лучший или худший — главное, чтобы вместе. И не достаться никому: ни Цитадели, ни Стражу Вселенной, ни Змею. От отчаяния и назло, раз никто не пришел к нему, когда он просил, раз никто не предостерег. Страж Вселенной…

— Айгрежа… Я пойду в Айгрежу! Он воскресит их, да, Страж Вселенной вернет их к жизни… Я… — говорил с пустотой Джоэл, и пепельный сумрак, увязший в чаду остывшей печи, научился отвечать ему.

Джоэл слышал голоса призраков, голоса всех, кого он не спас. Стеллы, Иды, Грэма и Бима. Только Джолин и Ли пока отчего-то молчали, то ли от осуждения, то ли потому что еще не обрели форму в мире фантомов, мире, в которой Джоэл никогда не верил. Но не теперь, когда его память сделалась клеткой.

«Почему я не обращаюсь? Я — монстр! Я не спас их! Так почему?» — спрашивал он Алый Глаз в первую ночь, которую провел в оцепенении, качая бездыханное тело Джолин. Он боялся спуститься на первый этаж к изуродованному телу Ли. Потом внутри что-то щелкнуло, хлопнуло перегоревшей лампочкой. Трупы, тела, оболочки… Любимые изошли из них, как выпархивают бабочки из коконов, и перестали быть похожими на себя при жизни. Поэтому Джоэл положил их у лестницы и накрыл тонким покровом белесой ткани.