Граф божьей милостью

Чад моих домой не отпустили, дюшеса оставила их при себе. Увы, уже вступили в штат фрейлин, а у них служба не такая легкая, как может показаться. Тут тебе и ночные бдения, наряды и даже что-то вроде караула вокруг ложа госпожи. В общем, сплошные сверхурочные. Пришлось отправить оруженосцев домой, чтобы прислали во дворец Лизетту с переменой платья и другими предметами дамского туалета.

Ну а я… Я принялся активно претворять в жизнь задуманное с бастардом де Вертю. Сначала мы забурились в кабак еще с кучей желающих. Хорошее такое заведение, «Инфант» называется. И хозяин, мэтр Дюран, — понятливый и услужливый дядька.

Потом он пригнал туда целый бордель девок. Пили, ели… Падшие женщины плясали на столах, вывалив сиськи из корсетов, и, высоко задирая юбки, дрыгали ногами, изображая канкан. Где они ему научились, бог весть. Может, национальный бретонский танец? Дальше опять бухали и гонялись за девками. И попутно разгромили чуть ли не все заведение. Но хозяин вроде остался доволен компенсацией.

Что было потом, помню смутно… Очнулся в своей постели с голой аппетитной девкой под боком, оказавшейся при ближайшем рассмотрении почему-то Лизеттой, а не дамой пониженной социальной ответственности.

Я охнул, едва попытавшись приподняться. В голове словно стадо бешеных слонов резвилось, а в глазах все двоилось. Язык распух и намертво приклеился к небу.

Лизетт проснулась, сладко потянулась и игриво потерлась задом об меня.

— Может, все-таки закончите, что начали, сир?..

— Воды, воды-ы-ы, — только и смог я прохрипеть.

— Сейчас, сир!!! — Служанка сорвалась с кровати и выскочила в чем мать родила из спальни.

И уже через несколько минут вернулась с запотевшим кувшином в руках.

Ледяной сидр пролился в глотку божьим нектаром. Вылив в себя до капли терпкую шипучую благодать, я наконец вернул себе способность размышлять и разговаривать.

— У-уф… — сунул пустой кувшин Лизетт в руки и потребовал: — Рассказывай. Что я там начал и не закончил, каким образом ты оказалась со мной в постели… все рассказывай.

— Заявились вы, сир, только под утро. — Служанка, как примерная девочка, сложила руки на коленях. — С целой толпой потаскушек. Вы все еле на ногах стояли. И его милость, и вы. И даже ваши сорванцы.

— Дальше…

— Я как раз вернулась из дворца, смотрю, такое безобразие творится… — Лизетт прыснула. — Вот и отбила вас от девок.

— Гм… зачем?

— А неча разным шалавам к вам ластиться, мой господин! — задиристо ответила служанка. — А я на что?

— Хвалю. Дальше что?

— Раздела вас, вы так бодро меня опрокинули. И вставили, значит…

— И?

— И заснули. — Служанка спрятала лукавую улыбку. — Вот это самое как раз начали, но не закончили…

— Н-да… — Я отчего-то слегка смутился. — А остальные что?

— Шалав пользовали до самого утра. Сейчас валяются где попало. С девками…

— Так… — Я с силой провел ладонью по лицу, окончательно прогоняя сон. — Слушай боевой приказ!

— Слушаюсь, мой господин! — Лизетт гордо приосанилась, выпятив свою немаленькую грудь.

Я мазнул взглядом по торчащим соскам и продолжил:

— Девок гони взашей. Предварительно пусть шевалье ван Брескенс их рассчитает. Строго по тарифу, но не больше.

Лизетт одобрительно кивнула.

— Всем моим передай: если кто к обеду не придет в себя — три шкуры спущу. И прикажи побольше горячей воды в мыльню натаскать. А мне прямо сейчас еще сидру кувшин и горячего крепкого бульону с чесночными гренками. И сама ко мне вернешься. Выполнять!

Лизетт без слов умелась из спальни. Но тут же вернулась, накинула на себя платье, послала мне воздушный поцелуй и снова свалила.

Я встал, переждал, пока перестанет кружиться голова, и пошлепал босыми ногами к походному поставцу. Пропустил с оттяжкой первую стопку родового напитка, скривился, занюхал рукавом камизы, тут же тяпнул вторую и наконец пришел в себя.

И одновременно вспомнил о Чезаре Барези. Быстро накинул халат, вдел ноги в домашние тапочки и помчался в подвал.

У входа дремал на трехногом табурете пожилой мужик из Федориной челяди. Увидев меня, он с перепугу бахнулся на колени, а потом принялся дрожащими руками тыкать ключом в замок.

Пока он тужился, я изрыгнул все матерные ругательства, что знал, и придумал с десяток новых. Отчего-то мне казалось, что чертов ломбардец уже смылся. Или еще чего похуже. Но, к счастью, Бог миловал.

Внутри обнаружился еще один челядинец с алебардой. Модист с помощником сидели в одном чулане, а Чезаре — в другом. Живой и здоровый, только тощий, как скелет, и с разбитой мордой.

Старые знакомцы как раз поливали друг друга площадной бранью. Увидев меня, все разом замолчали.

Я подошел к камере.

— Кто я, уже знаешь?

Ломбардец зло зыркнул и нагло усмехнулся.

— А мне-то какая разница?

— Большая… — Я обернулся к челядинцам. — Живо сюда жаровню с углями и… скажем, вертел и какие-нибудь клещи.

Слуги без лишних слов отправились выполнять приказание.

Чезаре прямо на глазах приуныл.

— Что вам от меня надо, сир? Я ничего не знаю, клянусь Девой Марией!

— Откуда у тебя ожерелье?

— Нашел, сир! — Барези упал на колени и осенил себя крестным знамением. — Я правду говорю!