Граф божьей милостью

Несколько пробных выстрелов не дали почти никакого результата. Одно ядро, отрикошетив от воды, садануло в борт пиратам и даже пробило его, но слишком высоко, а второе просто разнесло кусок фальшборта. Остальные ушли в белый свет как в копейку — сказывалось сильное волнение моря. Картечь тоже не дала нужного эффекта: на таком расстоянии свинцовые кусочки даже не пробивали щиты, за которыми прятались чертовы пираты.

Наконец выбрав подходящий момент, сарацины пошли на абордаж.

Я подождал, пока они подойдут поближе, и отдал команду пушкарям:

— Огонь!

«Виктория» немедля ощетинилась длинными языками пламени с обоих бортов. Все, что предназначалось пиратам, ушло точно в цель. В клочья порвало такелаж и рангоут, вздыбились доски обшивки на местах пробоин, а на палубах образовалось кровавое месиво из обломков и ошметков разорванных тел.

Но, черт побери, я просчитался, затягивая с залпом, потому что сарацинские калоши никак не хотели тонуть и по инерции почти синхронно ткнулись в наши борта. Вдобавок, как оказалось, большая часть их экипажей пряталась от картечи в трюмах.

В воздух взметнулись кошки, а через мгновение с грохотом упали абордажные мостики. Рявкнул залп из аркебуз. Первую лавину абордажников смело в море. Но за ними сразу же рванула вторая.

В исходе боя я ничуть не сомневался, наши борта гораздо выше, чем на шебеках, к тому же экипажи сарацин по численности не превышают моих, но пиратские корабли практически остановили «Викторию», а вторая пара сарацин уже встала на боевой курс.

Надо было срочно прибегать к последнему доводу, несмотря на риск набрать воды в пушечные порты.

— Главные батареи — огонь!

Несколько секунд ничего не происходило, я уже подумал, что команда не дошла по назначению, а потом…

Единороги против фальконетов — это как двадцатичетырехкилограммовая гиря против гантельки для фитнеса. Конечно, если тюкать по темечку, хватит и последней, но, если ошарашить гирей, результат будет гораздо эффектней.

Так и случилось.

К тому же единороги выпалили в упор, загнав в утробу сарацинам, помимо ядер, еще и весь свой огненный выхлоп.

Шебеки буквально взорвались изнутри, их разнесло практически в клочья. Всю палубу «Виктории» завалило обломками и частями человеческих тел.

— Черт возьми… — потирая плечо, по которому садануло куском деревяшки, восхитился я.

Но тут же пришел в себя, проорал команду немедля закрывать порты, и собрался принять участие в веселье на палубе.

Но не успел: тех немногих сарацин, что сумели просочиться к нам, уже порубили и без меня, а нескольких даже взяли в плен.

Было занявшийся пожар совместными усилиями быстро потушили, весь хлам отправили в море, а «Виктория» снова начала набирать ход.

— Осталось всего шесть! — радостно отрапортовал Логан, с намеком посматривая на очередную флягу, которую незамедлительно доставили мне оруженосцы.

Я молча кивнул и сунул арманьяк скотту. Самому пить перехотелось. Очередная стычка далась нам тяжелой ценой. Счет раненым уже шел на десятки, хотя обошлось без трупов. К тому же нам сильно повредило оснастку. Не дай бог, еще усилится ветер — останемся вообще без парусов. А это однозначный конец.

Португалец во время сшибки проявил себя настоящим храбрецом. Бился не за страх, а за совесть, в первых рядах. Мне это сильно не понравилось, так как, помимо гипотетической вины в отношении Земфиры, я больше не находил в нем никаких отрицательных черт. Какой-то уж сильно положительный негодяй получается.

Поискав его взглядом на палубе, я неожиданно обнаружил, что возле Нуньеса хлопочет меди кус. И, сам того от себя не ожидая, сбежал по мостику к ним.

— Что с ним?

Август молча покачал головой.

Я уже и сам увидел, что португальцу сильно досталось. Повязка на груди вся набухла от крови, а из уголка рта сочилась тоненькая алая струйка.

— Славная битва, ваша милость… — со слабой улыбкой прошептал Нуньес. — Я рад, что сел именно на ваш корабль. Иначе пропустил бы все веселье.

— Меньше говорите, кабальеро, — не найдя, что ему ответить, буркнул я.

— Я все… все понимаю… — Португалец закашлялся. — Мне уже нет нужды беречь силы. Но… — Он внимательно на меня посмотрел. — Я вижу, что вы хотите у меня что-то спросить.

Я не стал отказываться. Еще несколько минут — и уже не у кого будет спрашивать, так что лучше всего сейчас расставить все точки.

— Да, хочу. Вы говорили о любовной истории с несчастливым завершением. Как звали ту сарацинку?

По лицу португальца пробежала непонятная гримаса.

— Земфира, ваша милость.

После недолгой паузы я выдавил из себя:

— Я знал ее, дон Нуньес.

— Что с ней?! — Португалец с сильным волнением в голосе схватил меня за руку. — Молю, не молчите!

Было ясно видно, что он все еще любит девушку. Но щадить португальца я не собирался.

— Сначала ее живьем замуровали в стену в одном из монастырей Лотарингии.

— Господи! — грозя кулаком небу, закричал португалец. — За что?

— Я до сих пор не знаю, за что, дон Нуньес, — сухо процедил я. — Но знаю, что в монастырь ее определили вы.