Граф Остерман

В другой депеше, отправленной в марте того же 1734 г., Линар сообщал о средствах, к которым прибегал Остерман, чтобы создать впечатление о своей незаменимости и о том, что без него правительство не может обойтись: «он вел дела в Кабинете министров таким образом, что никто, кроме него, не знал и не ведал бы о связи между внутренними и внешними делами этого государства, для чего он без всякой помощи и почти без устали шифрует, пишет и работает один в своем кабинете». Впрочем, Линар, единственный из иностранных дипломатов, в одной из депеш извещал свой двор, что Остерман «втихомолку получил другие богатые подарки». Линар называет и денежное выражение этих подарков — три раза по 5000 рублей. Эти сведения можно считать сомнительными прежде всего потому, что Остерман, будучи «душой» Кабинета, как называл его Линар, «оракулом», как называл его саксонский посланник Зум, мог догадываться о том, что за его поступками пристально наблюдают десятки пар завистливых глаз вельмож и что получение богатых подарков от представителей иностранных государств грозило для него неприятностями. В начале июня 1739 г. Зум доносил: «Остерман играет роль оракула во всем, даже в безделицах, хотя это не препятствует ему часто сносить обиды и неприятности. Он может не опасаться опалы, так как ведает всеми делами как внутренней, так и внешней политики». Однако можно не сомневаться в том, что любая серьезная оплошность в делах могла вызвать катастрофические для Остермана последствия.

Уникальность содержания депеш состоит в том, что в первой половине XVIII в. мемуаристика в России, отражавшая не только официальную, но и личную оценку происходивших событий, только зарождалась и что отсутствие мемуаров в известной мере восполняется депешами дипломатов, в которых то и дело встречаются личные оценки и наблюдения о происходивших событиях и о лицах, правивших страной.

Где, например, кроме депеш дипломатов, можно обнаружить такую деталь в поведении Остермана во время переговоров, как то, что он выражал удовлетворение их ходом, закатывая глаза?

На первый взгляд это мелочь, но эта реакция давала основание дипломату менять тему разговоров.

В депешах английских дипломатов в годы царствования Анны Иоанновны представляют значительный интерес сведения о ходе Русско-турецкой войны 1736–1739 гг., извлеченные из реляций президента российской Военной коллегии Миниха. Но, кроме них, дипломаты использовали результаты своих бесед с офицерами, прибывшими в столицу с театра военных действий. Они либо дополняют официальную версию, либо вносят уточнения в хвастливые реляции фельдмаршала.

Несомненный интерес представляют сведения об отношениях между иностранными дипломатами при русском дворе. Из их депеш явствует, что они ревниво следили за визитами друг друга к императрице и сановникам. Английский резидент К. Рондо организовал слежку за визитами своего коллеги — французского дипломата, о чем доносил в Лондон 29 сентября 1732 г.: «Я следил за французским послом Маньаном и убедился, что он часто совещается с фельдмаршалом Минихом, но не мог разузнать, что происходит между ними, хотя полагаю, фельдмаршал говорил за него с графом Бироном».

Важно отметить, что знаковые события придворной жизни нередко совпадали со знаковыми событиями истории России. К ним относится информация о болезни и смерти государя и государыни, о стремительно развивавшихся событиях в Москве в феврале 1730 г., о судебных процессах над Голицыным, Долгорукими и Волынским, о событиях на театре военных действий во время войн с Польшей, Турцией, Швецией и др. Что касается повседневной жизни двора, то она протекала скучно и однообразно: балы, маскарады, обеды, ужины и неизменные фейерверки. Они, разумеется, характеризуют беспечную жизнь двора и вельмож, их культурные и духовные запросы, но не они представляют главный интерес для историка России. Коротко об источниках, освещающих деятельность Кабинета министров. В целом эти источники, опубликованные тоже в сборниках Русского исторического общества, по содержанию близки к источникам, отложившимся в Верховном тайном совете, но есть и отличия. Главное из них состоит в том, что публикатор документов Кабинета министров А. Н. Филиппов предпослал публикуемым документам Кабинета министров «Предисловие» и «Введение», отсутствующие в публикации источников Верховного тайного совета — в нем I том открывается публикацией документов. Мне неизвестны причины, побудившие редактора издания «Бумаг Кабинета министров» отказаться от необходимости информировать читателя об архивах и фондах, в которых хранятся публикуемые им источники.

Я не нахожу веских оснований, почему А. М. Филиппов дал им общее расплывчатое название: «Бумаги Кабинета министров», в то время как А. Н. Дубровин дал в названии публикации перечень видов документов. Мне представляется предпочтительным использовать название А. Н. Дубровина и озаглавить публикации «Протоколы, журналы и указы Кабинета министров».