Граф Остерман

Отметим, что испанский посланник де Лириа явно переоценивал достоинства Анны Иоанновны, тем не менее Голицын вместе с остальными «верховниками» выдвинули ее кандидатуру в императрицы, руководствуясь не тем, что она обладала перечисленными выше достоинствами. Их меньше всего интересовали достоинства или недостатки кандидата, Анны Иоанновны, более всего они, остановив свой выбор на курляндской герцогине, руководствовались более важными мотивами. Их было три: во-первых, Анна Иоанновна была вдовой, следовательно, отсутствовала угроза, что честолюбивый супруг мог подменить ее на троне; во-вторых, Анна Иоанновна, проживая два десятилетия в столице Курляндии Митаве, утратила прочные связи с Россией, где она не имела собственной «партии», чтобы на нее можно было опереться. Из этого вытекает третье обстоятельство, на которое «верховники» возлагали особые надежды: лишенная опоры императрица станет марионеткой «верховников» и будет беспрекословно выполнять их волю. Как увидим ниже, их расчеты оказались ошибочными, прежде всего потому, что они учитывали собственные интересы и почти полностью игнорировали интересы основной массы дворянства.

На выбор «верховниками» императрицы Анны Иоанновны, на мой взгляд, оказала влияние и ее непривлекательная внешность, которая по описанию П. В. Долгорукова, выглядела так: «Императрица Анна Иоанновна была ростом выше среднего, очень толста и неуклюжа; в ней не было ничего женственного: резкие манеры, грубый мужской голос, мужские вкусы. Она любила верховую езду, охоту, и в Петербурге в ее комнате всегда стояли наготове заряженные ружья: у нее была привычка стрелять из окна пролетающих птиц. Во дворе Зимнего дворца для нее был устроен тир и охотничий манеж, куда ей приводили диких кабанов, коз, иногда волков и медведиц. Так, 14 марта 1737 г. С.-Петербургские ведомости объявляют, “что е. и. в. Всемилостейшая государыня изволила потешаться охотой на дикую свинью, которую изволила из собственных рук застрелить”; 23 июля объявляется, что на прошедшей неделе в присутствии императрицы состоялись состязания в стрельбе и были розданы призы: золотые кольца, усыпанные алмазами; 27 апреля 1738 г. в Ведомостях объявляется, что императрица застрелила дикого кабана и оленя; в августе 1740 г., за два месяца до смерти Анны Иоанновны, в Ведомостях объявляется, что во время пребывания ее величества в Петергофе (то есть в три месяца) было убито девять оленей, шестнадцать диких коз, четыре кабана, волк, триста семьдесят четыре зайца, шестьдесят восемь уток, шестнадцать больших галок и т. д.». По-видимому, «верховники» полагали, что императрица не привлечет внимание сильного пола и двор не превратится в очаг разврата.

Отметим, по предложению Д. М. Голицына, духовные иерархи были отстранены от участия в событиях и, вопреки настояниям канцлера Головкина, не участвовали в обсуждении кандидатуры на трон. Столь суровому наказанию духовные иерархи были подвергнуты за то, что они благословили вступление на престол Екатерины Алексеевны, игнорируя при этом права законного наследника, каким считался сын царевича Алексея Петр.

На возобновившемся заседании совета «верховники» стали выдвигать условия к избранной ими императрице, обеспечивавшие существенное расширение их полномочий. Поскольку проект условий (кондиций), которыми должна была руководствоваться избранная императрица, отсутствовал, то в Мастерской палате Кремля, где происходило заседание Верховного тайного совета, начался гвалт, в котором чаще других слышались голоса Д. М. Голицына и В. Л. Долгорукова. Записывать пункты в такой обстановке было неудобно. Вот тут и вспомнили об Остермане.

В дни болезни Петра II Андрей Иванович Остерман сказывался больным. Лишь случайно он оказался на заседании Верховного тайного совет, и тогда канцлер Г. И. Головкин и фельдмаршал М. М. Голицын обратились к А. И. Остерману, чтобы тот вместо секретаря совета В. П. Степанова, «яко знающий лучше штиль», сформулировал пункты кондиций. Если бы Андрею Ивановичу была известна повестка дня заседания Верховного тайного совета, он наверняка по обыкновению продолжил бы «болеть», но, застигнутый врасплох, он стал отказываться выполнить просьбу, ссылаясь на то, что он как иностранец «в такое важное дело вступать не может». Однако просьбы выступить в роли редактора были столь настойчивыми, что Остерман вынужден был уступить и участвовать в «затейке верховников», как позже назовет Феофан Прокопович попытку ограничить самодержавие. Однако потом его подписи под кондициями «верховников» не оказалось. О болезни, на деле оказывавшейся притворной, Андрей Иванович объявлял всякий раз, когда в верхнем эшелоне власти возникала сложная обстановка, с ее устранением он немедленно выздоравливал. И на этот раз Остерман избавится от мнимой хвори, как только узнает, что 25 февраля 1730 г. Анна Иоанновна надорвала лист с кондициями и восстановила абсолютную власть монарха, на которую покушались «верховники».

В окончательном варианте «пункты», позже названные «кондициями», выглядели так: