Читаем Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура полностью

Стремился прежде я в неисходимый дол,Где ископаемых сокровищей престол,Зрел лаллы, яхонты, агаты, изумруды,И камней и солей бесчисленные груды ‹…›Я с Ломоносовым в подземную спускался,В жилище ужасов с цевницею являлся;Теперь, оставя рек цветистые брега,Дубравы мирныя, зеленые луга,Весною соловья приятных песен сладость,Восторги страстных чувств, любви невинной радость,
Оставя чистую, небесную лазурь,Теку в пределы волн, несуся в царство бурь;Воображением похитя труд полезный,Разгневанных морей дерзаю видеть бездны… [II, 73–74]

Неутомимый в своих поэтических дерзаниях Хвостов противопоставляет отважных путешественников жадным завоевателям прошлого и настоящего (прежде всего он метит в скончавшегося на маленьком острове посреди океана Наполеона):

Завоеватели, свирепые Аттиллы!Вы, царства обратя в пустыни и могилы,Гордыней обуяв, изсунув грозный меч,Велите смертного ручьями крови течь;Предел вам славы – гроб, отверженцы природы!Вам чужды небеса, огонь, земля и воды;
Вы мните, – только вам сияет светлый день,Для вас сотворена прохладной рощи тень;Окаменением, алчбою здесь несыты,В могилах прокляты и будете забыты [II, 76–77].

В серии поэтических картин, заимствованных из журнальных статей и книг, Хвостов изображает прелести, «препоны» и ужасы морей: голубые своды и звезды, отражающиеся на лоне вод, блеск радуги и вечернюю зарю, опасный штиль, могучие штормы, «плывущие стада» животных, вытесненные из корабля водою, предвестника урагана «воловий страшный глас», молнии и ветра, терзающие корабль, исполина Тифона, сорвавшегося «с круга волн», сияющие льды, наносящие «жестокие раны» судам, коварную Зиму, которая в «неизмеримых льдах»,

…пиля корабль, преобращает в прах,Не громом поразит, не вихрем обезглавит,Но добычу схватя, теснит, сжимает, давит [II, 88].

Но морские опасности не могут остановить «богатырей Российских» – «злосчасливого» Хрущова («О Муза! возвести погибель мне Хрущова»), «нашего Колумба» Беринга, отважного Штеина, Крузенштерна, Шелехова и др.

Хвостов воспевает подвиги и успехи российской колонизации Севера:

Но просвещенный Росс чего не победит?Природа рабствует, лишь он ей повелит;Где жили морж, тюлень, где ужасали льдины,Там строют города, там мирныя долины ‹…›Там пашни, там луга, Христовой церкви нравы,Там промышленности безхитростной уставы;Всех прежде Руские, развея белый флаг,На льдистом Севере нашли Архипелаг.Довольно островов безвестных иль забытых,Украся именем героев знаменитых,Невольно огласят в грядущие века,
Чья воскресила их на бытие рука [II, 96].

Воображению поэта открываются трогательные картины простой жизни диких народов Севера, «открытых» для мира русскими мореплавателями:

Там юный Алеут, оставя свой байдар,Несет красавице сто раковинок в дар;Хваляся узкими и черными глазами,Прельщает милую из корольков серьгами [II, 97].

Хвостов воспевает успехи российского торгового флота:

Торговли наших стран прямые Аргонавты,Ермии новые от отдаленной КяхтыИзбытки Севера в край южныя землиИскусством и умом волшебно принесли –

и торжество России как морской державы, построенной ее монархами:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное