Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура

Отечество мое рубеж свой простирает,Все климаты в себе различные вмещает ‹…›Скитались прежде мы, но манием ПетраДостигли Каспия, с вод Белых до Днепра.Родительскаго знав сияние завета,О плаваньи в морях пеклась Елисавета.Давно ли видели, – премудрыя в женахДерзала в ледяных искать пути морях?

Там земли новыя усердием открыты,С кораллом острова, камней, гранитов плиты;К обоим полюсам всех дале Руский плыл,Куда ни в Норд, ни в Юг и Кук не доходил [II, 97–98].

Завершается поэма прославлением миссионерской и цивилизаторской деятельности императора Александра, отправившего российский флот «в концы морей»:

Не злато снискивать, алмазы, серебро,Но в диких племенах укоренить добро;Достойное Царя на свете попеченье –

В безвестныя страны пролить благотворенье,Источник радостей неведущим открыть,В сан человечества сонм диких посвятить,Им книгу развернув богатыя природы,Открыть и Веры луч и просвещенья воды,Дать чувство новое, дать новой силы речьИ к ближнему любви священный огнь возжечь,Заставя их, вкуся земное жизни благо,

Сердцами воспарить в чертоги Всесвятаго [II, 100].

В последней строфе поэмы Хвостов, как обычно, перечисляет свои скромные заслуги:

О знаменитые среди морей пловцы!Не мной дадутся вам лавровые венцы;Песнь мирную мою и слабую внемлите,Не дарования, но ревность оцените.Я пел отечеству полезные труды,Зрел в море кораблей горящие следы,

Гласил Хрущова рок, неистовство Тифона;Но мне прилично ли, о Муза! с ГеликонаК преемнику Петра усердный глас вознесть?Глашу потомству в слух я истину не лесть;Пусть Венценосца пел на лире утомленной,Люблю хвалить Царя хвалимого вселенной [II, 100–101].

Этому стихотворению «усерднейший певец нашего флота в нынешнем веке» Хвостов придавал большое значение и активно занимался его распространением[325]. Один из первых биографов поэта Елисей Колбасин заметил, что у «храбрых моряков Хвостову, как стихотворцу, необыкновенно везло». В Ревеле был даже корабль, названный в честь поэта «Граф Хвостов». Ссылаясь на материалы из хвостовского архива, Колбасин писал, что однажды контр-адмирал Л.В. Спафарьев «имел неосторожность отнестись письменно к Хвостову о разъяснении ему: каким образом произошло подобное название?». Хвостов отвечал, что оно произошло от излишней ревности нарвского купца Больтона и, воспользовавшись случаем, немедленно переслал своему корреспонденту в подарок первый том нового издания своих сочинений: «…и впредь по выходе оных за честь себе поставлю препровождать к вам те, кои будут выходить из печати» [Колбасин: 41].

Для Колбасина это еще один курьезный эпизод из истории хвостовианы. Между тем транспортное судно под названием «Граф Хвостов» действительно существовало. Купленное в 1820 году, оно вошло в состав Балтийского флота и в 1821–1824 годах занималось перевозками грузов между портами Финского залива. Командирами его в хронологической последовательности были Т.В. Кордюков (1821–1822), барон Р.Н. Левендаль (до августа 1823), Я.М. Вальховский (с августа 1823) и А.В. Мутовкин (1824). В 1837 году «Граф Хвостов» сгорел в Ревеле [Чернышев: 398]. Знали ли о существовании этого корабля Пушкин и его друзья? Никаких сведений на этот счет у нас нет, но такое знакомство вполне возможно (едва ли граф способен был утаить столь лестный для его авторского самолюбия знак внимания благодарных мореходцев).