Графиня де Монсоро

— Возможно! Слушай, ты ведь знаешь: в соседней комнате одно окно выходит в маленький сад и наискосок от него виден турнельский загон для скота.

— Да, я помню это окно, оно футах в двадцати над землей, под ним еще железная ограда. В прошлый раз я бросал хлеб на ее острия, а птицы прилетали и расклевывали ею.

— Из этого окна — понимаешь, Бюсси? — я тебя увижу. Главное, встань так, чтобы я тебя видела. Ты будешь знать, что я тут, ты даже сможешь взглянуть на меня. Ах, нет, я просто безумна, не смотри на меня: ведь твой противник может воспользоваться тем, что ты отвлекся…

— …и убить меня! Не правда ли? Пока я буду глядеть на тебя? Если бы я был приговорен, Диана, и мне предложили бы самому выбрать себе смерть, я выбрал бы эту.

— Я и останусь в живых, будь спокойна. К тому же, уверяю тебя, у меня хорошая поддержка. Ты не знаешь моих друзей, а я их знаю: Антрагэ владеет шпагой не хуже меня; Рибейрак хладнокровен в бою, в нем кажутся живыми только глаза, которыми он пожирает противника, и рука, которой он наносит ему удары; Ливаро отличается тигриной ловкостью. Поверь мне, Диана, у нас замечательная партия, даже чересчур замечательная. Мне хотелось бы больше опасности, чтобы было больше чести.

— Что ж, я тебе верю, друг мой, и улыбаюсь, ибо надеюсь на тебя. Только слушай меня и обещай мне повиноваться.

— Обещаю в том случае, если ты не прикажешь мне уйти отсюда.

— Я как раз хочу обратиться к твоему трезвому уму.

— Тоща не надо было сводить меня с ума.

— Без каламбуров, мой прекрасный дворянин, покоряйтесь. Любовь доказывают покорностью.

— Что ж, повелевай.

— Милый друг, у тебя утомленные глаза, тебе нужно хорошенько выспаться. Уходи!

— Как, уже!

— Нет, я еще помолюсь Богу, а потом ты меня поцелуешь.

— Это к тебе надо обращаться с молитвой, как обращаются к святым.

— А ты думаешь, святые не молятся Богу? — сказала Диана, опускаясь на колени.

Взор ее, устремленный ввысь, словно бы проникал сквозь потолок и кровлю дома: казалось, он искал Бога там, в синей глубине небосвода, а слова рвались прямо из сердца.

— Господь мой, — молила она, — если Ты желаешь, чтобы раба Твоя была счастлива и не умерла от отчаяния, защити того, кого Ты поставил на пути моем, дабы я его любила, и любила лишь его одного!

Она уже произносила последние слова, и Бюсси наклонился, чтобы обнять ее и привлечь ее лицо к своим губам, когда внезапно со звоном вылетело одно из оконных стекол, а за ним и вся рама, и они увидели, что на балконе стоят трое вооруженных людей, а четвертый перелезает через перила. Лицо его было закрыто маской, в одной руке он держал пистолет, в другой — обнаженную шпагу.

На миг Бюсси оцепенел, застыл, потрясенный страшным криком, который вырвался у Дианы, бросившейся ему на шею.

Человек в маске подал знак, и три его спутника сделали шаг вперед. Один из этих троих был вооружен аркебузой.

Левой рукой Бюсси отстранил Диану, а правой в то же мгновение выхватил из ножен шпагу.

Потом, собравшись с мыслями, он медленно опустил ее, не теряя из виду своих противников.

— Вперед, мои удальцы! — произнес мрачный голос из-под бархатной маски. — Он уже наполовину мертв от страха.

— Ты ошибаешься, — ответил Бюсси, — страх мне неведом.

Диана рванулась было к нему.

— Отойдите в сторону, Диана, — сказал он твердо.

Но она, вместо того чтобы повиноваться, снова бросилась ему на грудь.

— Так меня убьют, сударыня, — сказал он.

Диана отошла, оставив Бюсси лицом к лицу с врагами.

Она поняла, что может помочь своему возлюбленному только одним способом: безропотно подчиняясь.

— А-а! — сказал мрачный голос. — Это и в самом деле господин де Бюсси, а я-то, простак, не хотел верить. Вот это друг! Замечательный друг, настоящий.

Бюсси молчал. Кусая губы, он оглядывал комнату, чтобы оценить, какие у него возможности для сопротивления, когда дело дойдет до схватки.

—^f

Он узнает, — продолжал голос, насмешливый тон которого делал еще более странным его низкое, мрачное звучание, — он узнает, что главный ловчий в отъезде, что жена осталась одна, что ей, быть может, страшно, и является составить ей компанию. И когда же? Накануне поединка. Я повторяю: вот настоящий, замечательный друг!

— А! Это вы, господин де Монсоро, — сказал Бюсси. — Прекрасно. Сбросьте вашу маску. Я уже знаю, с кем имею дело.

— Я так и поступлю, — ответил главный ловчий.

И он отшвырнул свою черную маску далеко в сторону.

Диана слабо вскрикнула.

Бледность графа была похожа на бледность мертвеца, улыбка его была улыбкой демона.

— Вот так. Пора кончать, сударь, — сказал Бюсси. — Мне не по душе лишние разговоры. Произносить речи перед дракой — это годится для героев Гомера, на то они и полубоги, а я человек, но, заметьте, человек, лишенный страха. Нападайте, или прочь с дороги!

Монсоро ответил хриплым, пронзительным смехом, который заставил Диану вздрогнуть, а Бюсси привел в ярость.

— Прочь с дороги! — повторил молодой человек, и кровь, прилившая до этого к его сердцу, бросилась ему в голову.

— Ого! Прочь с дороги? — воскликнул Монсоро. — Кажется, вы так сказали, господин де Бюсси?