Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

Это означало перейти от войны внутренней к войне внешней, то есть разбередить обе раны Франции.

Фоше изложил вопрос о духовенстве, Бриссо доложил об эмиграции.

Он подошел к этому вопросу с возвышенной и гуманной точки зрения; он подхватил знамя, которое умирающий Мирабо выпустил из рук за год до этого.

Он потребовал, чтобы Собрание различало эмигрировавших из страха и эмигрировавших из ненависти; он потребовал, чтобы к первым Собрание было снисходительным, ко вторым же относилось со всею суровостью.

По его мнению, нельзя было запирать граждан в королевстве: необходимо было, напротив, отворить перед ними все двери.

Он даже не хотел, чтобы у эмигрировавших из ненависти конфисковывали имущество.

Требовал он по отношению к ним только одного: прекратить выплаты тем, кто выступал против Франции.

В самом деле, до чего восхитительно! Франция по-прежнему содержала за границей таких, как Конде, Ламбеск, Карл Лотарингский!

Мы еще увидим, как эмигранты ответили на эту мягкость.

Когда Фоше закончил выступление, были выслушаны сообщения из Авиньона.

После выступления Бриссо были заслушаны новости о положении в Европе.

Потом ярким светом с Запада, похожим на огромный пожар, возникли новости из Америки.

Начнем с Авиньона.

Расскажем в нескольких словах историю этого второго Рима.

В 1304 году умер Бенедикт XI, и произошло это до неприличия внезапно.

Поговаривали, что он был отравлен фигами.

Филипп Красивый, давший пощечину Бонифацию VIII рукою Колонны, не сводил глаз с Перуджи, где собрался конклав.

Он уже давно вынашивал мысль о том, чтобы отнять у Рима папство, перевезти его во Францию и затем, заключив его в свою тюрьму, заставить работать на себя, а также, как говорит наш великий учитель Мишле, "диктовать ему выгодные буллы, использовать его непогрешимость и назначить Святого Духа писцом и сборщиком налогов для французского королевского дома"[10].

И вот однажды к нему прибыл запыленный, падающий от изнеможения и едва ворочающий языком гонец.

Он принес такую весть.

Силы профранцузской и антифранцузской партий были на конклаве равны, ни один папа не набирал нужного числа голосов, и уже стали поговаривать о том, чтобы созвать в другом городе новый конклав.

Жителей Перуджи такое решение не удовлетворило, они почитали за счастье, чтобы папа был избран в их городе.

Они придумали хитроумное средство.

Вокруг места, где заседал конклав, установили кордон, не пропускавший к кардиналам ни еды, ни питья.

Кардиналы возопили.

— Назовите папу, — прокричали в ответ горожане, — и будете пить и есть!

Кардиналы держались двадцать четыре часа.

По истечении суток они сдались.

Было решено, что антифранцузская партия изберет трех кардиналов, а профранцузская партия из этих трех кардиналов выберет папу.

Антифранцузская партия выбрала трех отъявленных врагов Филиппа Красивого.

Но среди этих трех врагов короля был Бертран де Го, архиепископ Бордоский, известный более своей любовью к золоту, нежели нелюбовью к Филиппу Красивому.

Гонец отправился с этим известием.

Он проделал весь путь в четыре дня и прибыл, падая от изнеможения.

Время терять было нельзя.

Филипп отправил нарочного к Бертрану де Го, не имевшему еще понятия о высокой миссии, которая была ему предопределена, с тем чтобы назначить ему встречу в лесу Сен-Жан-д’Анжели.

Ночь стояла темная, впору было вызывать духов; встреча должна была произойти на перекрестке трех дорог в условиях, подобных тем, в каких люди, желающие добиться покровительства сатаны, клянутся ему в верности, целуя его раздвоенное копыто.

Однако — должно быть, ради успокоения архиепископа — начали с мессы; потом на алтаре в момент вознесения святых даров король и прелат поклялись хранить тайну; и вот свечи погасли, священник удалился в сопровождении мальчиков из хора, унося с собою крест и священные сосуды, будто боясь, как бы они не были осквернены, оказавшись немыми свидетелями готовившейся сцены.

Архиепископ и король остались одни.

Кто поведал о том, что мы сейчас расскажем, г-ну Виллани, у которого мы об этом читаем?

Может быть, сам сатана, несомненно бывший незримым третьим участником этой встречи.

— Архиепископ! — обратился король к Бертрану де Го. — В моей власти сделать тебя папой, если будет на то моя воля: с этим я к тебе и пришел.

— А доказательство? — спросил Бертран де Го.

— Вот оно! — ответил король.

Он показал письмо от своих кардиналов; в нем говорилось не о том, что выбор уже сделан: кардиналы спрашивали, кого им надлежит избрать.

— Что я должен сделать, чтобы стать папой? — спросил гасконец, забывшись от радости и бросаясь Филиппу Красивому в ноги.

— Обещай, что окажешь мне шесть услуг, о которых я тебя попрошу, — ответил король.

— Приказывайте, государь! — отозвался Бертран де Го. — Я ваш слуга, и мой долг — исполнить вашу волю.

Король поднял его, облобызал и сказал:

— Вот они шесть особых услуг, о которых я прошу тебя…