Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

В числе гостей был завсегдатай дома Дитриха, друг семьи, молодой дворянин из Франш-Конте по имени Руже де Лиль. Мы знавали его стариком, он-то и поведал нам о рождении этого благородного цветка войны — его увидит и наш читатель. Руже де Лилю было в ту пору двадцать лет, и в качестве офицера инженерных войск он нес службу в страсбурском гарнизоне.

Поэт и музыкант, он участвовал в большом концерте как пианист; его голос громко звучал в общем патриотическом хоре.

Никогда еще такой истинно французский, такой глубоко национальный пир не освещался столь горячим июньским солнцем.

Никто не говорил о себе: все говорили о Франции.

Смерть ходила рядом, как на античных пирах, это верно; но это была прекрасная, улыбающаяся смерть, не с отвратительной косой и зловещими песочными часами, а со шпагой в одной руке и с пальмовой ветвью — в другой.

Гости выбирали песню: старая фарандола "Дело пойдет!" выражала народный гнев и призывала к междоусобной войне; требовалось нечто иное, что выражало бы патриотические, братские чувства и в то же время грозно звучало для иноземных полчищ.

Кто мог бы стать современным Тиртеем и в пушечном дыму, под свист ядер и пуль бросил бы в лицо неприятелю гимн Франции?

В ответ на это Руже де Лиль, энтузиаст, влюбленный, патриот, заявил:

— Я!

И он поспешно вышел из зала.

Его отсутствия почти не успели заметить: за каких-нибудь полчаса все было готово, и слова и музыка; все отлилось разом, за один прием, словно статуя божества.

Руже де Лиль, тяжело дыша после выдержанной им битвы с двумя прекрасными сестрами — музыкой и поэзией, возвратился в зал, откинул волосы со лба, по которому струился пот, и сказал:

— Слушайте! Слушайте все!

Он был уверен в своей музе, благородный молодой человек.

Заслышав его слова, все повернулись в его сторону: одни — с бокалом в руке, другие — сжимая в своей руке трепещущую руку соседки.

Руже де Лиль начал:

Сыны отечества! Впервые Свободы нашей пробил час.Флаг ненавистной тирании Сегодня поднят против нас.Рев солдатни чужой терпеть ли,Когда застонут лес и луг,Когда нам приготовят петли На горе жен, детей, подруг?Сограждане! Наш батальон нас ждет!Вперед! Вперед!Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

После первого куплета собравшиеся словно ощутили электрический разряд.

У некоторых слушателей вырвались возгласы восхищения; однако другие жаждали услышать продолжение и потому сейчас же остановили их словами:

— Тише! Тише! Слушайте!

Руже продолжал с жестом глубокого негодования:

Какие мятежи и смуты Замыслила орда рабов?Суля нам кандалы и путы,Сонм королей к войне готов.Французы! Подлостям, измене Гнев противопоставим мы.Вернуть нас в рабство — преступленье,Мы не хотим былой тюрьмы.Сограждане!..

На сей раз Руже де Лилю не пришлось призывать на помощь хор; в едином порыве все грянули:

Наш батальон нас ждет!Вперед! Вперед!Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

Он продолжал среди все возраставшего воодушевления:

Ужели чуждые законы Наемники навяжут нам?Французы! Стройтесь в батальоны По селам и по городам!Господь! Ужель былое иго Нам будет спины снова гнуть?Коварство, заговор, интригу Сметем, торя к свободе путь.

Сто человек затаив дыхание ждали припева и, прежде чем отзвучала последняя строка, закричали:

— Нет! Нет! Нет!

После чего вдохновенный хор грянул, подобно порыву урагана:

Сограждане! Наш батальон нас ждет!

Вперед! Вперед!Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

Волнение слушателей было так велико, что теперь Руже де Лиль был вынужден призвать их к тишине, чтобы пропеть четвертый куплет.

Его слушали в лихорадочном возбуждении.

Негодующий голос певца зазвучал угрожающе:

Назад, владыки и лакеи!Вам не убить отчизну-мать!За ваши низкие затеи Она вас будет проклинать.Дрожите, слуги и тираны!Мы все — солдаты как один,Нас не страшат ни смерть, ни раны,За смерть отца мстить будет сын!

— Да! Да! — подхватили все.