В одиннадцать часов, в то время как король занимался с дофином чтением, вошли два уполномоченных муниципалитета и объявили, что пришли за юным Людовиком, чтобы отвести его к матери; король осведомился о причинах этого, но комиссары в ответ сказали только, что исполняют приказание Совета Коммуны.
Король поцеловал сына и поручил Клери отвести его к матери.
Клери повиновался и вскоре вернулся.
— Где вы оставили моего сына? — осведомился король.
— В объятиях королевы, государь, — доложил Клери.
В это мгновение снова вошел один из комиссаров Коммуны.
— Сударь! — обратился он к Людовику XVI. — Гражданин Шамбон, мэр Парижа (сменивший на этом посту Петиона), прибыл в зал заседаний, сейчас он поднимется к вам.
— Чего он от меня хочет? — спросил король.
— Это мне неизвестно, — ответил комиссар.
Он вышел, оставив короля в одиночестве.
Король некоторое время ходил широкими шагами по комнате, потом опустился в кресло у изголовья своей постели.
Комиссар, находившийся вместе с Клери в соседней комнате, сказал камердинеру:
— Я не решаюсь вернуться к узнику — боюсь, что он будет меня расспрашивать.
Тем временем в комнате короля наступила такая тишина, что комиссар начал испытывать беспокойство; он бесшумно вошел и увидел, что Людовик XVI погружен в глубокую задумчивость: он сидел, уронив голову на руки.
На скрип дверных петель король поднял голову и громко спросил:
— Что вам от меня угодно?
— Я боялся, что вам стало плохо, — ответил посланец муниципалитета.
— Весьма признателен вам, — произнес король, — но я чувствую себя хорошо, только меня очень огорчило, что у меня отняли сына.
Комиссар удалился.
Мэр появился лишь в час; он пришел в сопровождении нового прокурора Коммуны Шометта, секретаря суда Куломбо, нескольких муниципальных гвардейцев и Сантера с адъютантами.
Король поднялся.
— Что вам от меня угодно, сударь? — обратился он к мэру.
— Я пришел за вами, сударь, — отвечал тот, — в соответствии с декретом Конвента, который вас сейчас прочитает секретарь.
Тот развернул бумагу и прочел:
Король прервал его словами:
— Капет — не мое имя: оно принадлежит одному из моих предков.
Секретарь хотел было продолжать, но король заметил:
— Не нужно, сударь, я прочитал этот декрет в газете.
Повернувшись к комиссарам, он прибавил:
— Я предпочел бы, чтобы мне возвратили сына на те два часа, которые я провел в ожидании вашего визита: если бы сын был со мной, мне было бы легче прожить эти страшные часы. Вообще же это проявление той самой жестокости, от которой я страдаю вот уже четыре месяца… Я готов следовать за вами, но не потому, что подчиняюсь Конвенту, а потому, что сила в руках моих недругов.
— Идемте, сударь, — пригласил короля Шамбон.
— Я прошу только дать мне время надеть редингот. Клери, мой редингот!
Клери подал королю орехового цвета редингот.
Шамбон вышел первым; король последовал за ним.
Спустившись по лестнице, узник с беспокойством стал разглядывать ружья, пики, а особенно всадников в незнакомых мундирах небесно-голубого цвета; потом он бросил последний взгляд на башню, и все отправились в путь.
Шел дождь.
Сидя в карете, король выглядел совершенно спокойным.
Проезжая мимо ворот Сен-Мартен и Сен-Дени, король поинтересовался, какие из них было предложено разрушить.
В дверях манежа Сантер положил ему руку на плечо и подвел к барьеру, на то самое место и к тому же креслу, где король присягал на верность конституции.
При появлении короля все депутаты продолжали сидеть; только один из них встал и поклонился королю, когда тот проходил мимо.
Король в изумлении обернулся и узнал Жильбера.
— Здравствуйте, господин Жильбер, — приветствовал он доктора.
И, обернувшись к Сантеру, он сказал:
— Вы знаете господина Жильбера: это мой прежний врач; вы не станете его слишком строго наказывать за то, что он мне поклонился, не так ли?
Начался допрос.
И вот обаяние несчастья стало блекнуть, так как король отвечал на предложенные ему вопросы плохо, неуверенно, запираясь, отрицая, отстаивая свою жизнь, словно провинциальный адвокат, ведущий тяжбу о стене, разделяющей два домовладения.
Несчастный король выглядел при ярком свете дня довольно невзрачным.
Допрос продолжался до пяти часов.
В пять часов Людовик XVI был препровожден в зал заседаний, где он ждал, пока подадут карету.
Мэр подошел к нему и спросил:
— Вы не голодны, сударь? Не хотите ли перекусить?
— Благодарю вас, — ответил король, жестом показав, что ничего не хочет.
Однако почти тотчас, увидев, что гренадер достает из мешка хлеб и протягивает половину прокурору Коммуны Шометту, король подошел к нему.
— Не угодно ли вам дать мне немного вашего хлеба, сударь? — попросил он.
Но так как он говорил тихо, Шометт отпрянул.
— Говорите громко, сударь! — приказал он.
— О, мне нечего скрывать, — печально улыбнувшись, заметил король. — Я прошу немного хлеба.
— Пожалуйста, — предложил Шометт.
Протянув ему свой кусок, он сказал:
— Вот, ломайте! Это спартанская еда: будь у меня коренья, я дал бы вам половину.
Они спустились во двор.