— Тот, кому завтра суждено умереть, — сказал аббат Эджворт, обращаясь к комиссарам, — желает перед смертью прослушать мессу и исповедаться.
Посланцы муниципалитета в изумлении переглянулись; им даже в голову не приходило, что к ним можно обратиться с подобной просьбой.
— Где же, черт побери, можно в такое время найти священника и церковную утварь?
— Священник уже найден, — отвечал аббат Эджворт, — я перед вами; что же до утвари, то ее предоставит любая близлежащая церковь, нужно лишь послать туда.
Комиссары колебались.
— А вдруг это ловушка? — спросил один из них.
— Какая ловушка? — удивился аббат.
— А что, если под предлогом причащения вы отравите короля?
Аббат Эджворт пристально посмотрел на человека, высказавшего это сомнение.
— Послушайте, — продолжал уполномоченный муниципалитета, — история дает нам столько примеров такого рода, что вынуждает нас быть подозрительными.
— Сударь, — возразил аббат, — меня так тщательно обыскали, когда я сюда входил, что вы можете быть абсолютно убеждены: яда я с собой не пронес; если бы завтра он у меня вдруг оказался, то это означало бы, что я его получил из ваших рук: здесь ничто не может ко мне попасть без вашего ведома.
Комиссары вызвали отсутствовавших коллег и стали совещаться.
Просьбу решено было удовлетворить, но при двух условиях: первое — аббат составит прошение и подпишет его; второе — церемония будет завершена на следующее утро не позднее семи часов, потому что в восемь узник должен быть препровожден к месту казни.
Аббат написал прошение и оставил его на столе, потом его проводили к королю, которому он и сообщил добрую весть о том, что просьба удовлетворена.
Было десять часов; аббат Эджворт закрылся с королем, и они оставались наедине до двенадцати.
В полночь король сказал:
— Господин аббат, я устал; я бы хотел отдохнуть: мне нужно набраться сил для завтрашнего дня.
Он дважды позвал:
— Клери! Клери!
Клери вошел, раздел короля и хотел было завить ему волосы; тот усмехнулся.
— Не стоит беспокоиться! — сказал он.
Затем король лег и, когда Клери задернул полог кровати, приказал:
— Разбудите меня завтра в пять часов.
Едва коснувшись головой подушки, он сейчас же уснул: такую власть над ним имели физические потребности.
Господин де Фирмонт лег на кровать Клери, а тот просидел всю ночь на стуле.
Клери спал беспокойно, то и дело вздрагивая; он услышал сквозь дрему, как часы бьют пять.
Он поднялся и пошел разводить огонь.
Заслышав его шаги, король проснулся.
— Эй, Клери! Так, стало быть, пять уже пробило? — спросил он.
— Государь, — отвечал камердинер, — многие башенные часы уже отзвонили, а на стенных пяти еще нет.
И он подошел к постели короля.
— Я хорошо спал, — заметил тот. — Мне это было необходимо, минувший день меня ужасно утомил! Где господин де Фирмонт?
— На моей кровати, государь.
— На вашей кровати? А где же вы сами провели ночь?
— На стуле.
— Как досадно… Должно быть, вам было неудобно.
— Ах, государь! — воскликнул Клери. — Мог ли я думать о себе в такую минуту?
— Бедный мой Клери! — вздохнул король.
Он протянул камердинеру руку, к которой тот припал, заливаясь слезами.
И вот верный слуга в последний раз стал одевать своего короля; он приготовил коричневый кафтан, серые суконные оболоты, серые шелковые чулки и пикейный камзол, скроенный в виде жилета.
Одев короля, Клери стал его причесывать.
Тем временем Людовик XVI отстегнул от своих часов печатку, опустил ее в карман камзола, а часы выложил на камин, потом снял с пальца кольцо и положил его в тот же карман, что и печатку.
Когда Клери подал ему кафтан, король достал из его карманов бумажник, лорнет, табакерку и выложил их вместе с кошельком на камин. Все эти приготовления происходили в присутствии комиссаров муниципалитета, которые вошли в комнату осужденного, как только заметили там свет.
Часы пробили половину шестого.
— Клери, — сказал король, — разбудите господина де Фирмонта.
Господин де Фирмонт уже проснулся и встал; он услышал обращенное к Клери приказание и вошел.
Король приветствовал его жестом и попросил следовать за ним в кабинет.
Клери поспешил приготовить алтарь: он накрыл скатертью комод, а церковную утварь, как и сказал аббат де Фирмонт, комиссары получили в первой же церкви, куда они обратились: ею оказалась церковь Капуцинов в Маре, недалеко от особняка Субизов.
Приготовив алтарь, Клери пошел с докладом к королю.
— Вы сможете прислуживать господину аббату? — спросил его Людовик.
— Надеюсь, что смогу, — отозвался Клери, — правда, я не знаю на память молитвы.
Король дал ему молитвенник, открытый на "Входной".
Господин де Фирмонт уже одевался в комнате Клери.
Против алтаря камердинер поставил кресло, а перед креслом положил большую подушку, но король приказал ее унести и сам пошел за маленькой, набитой конским волосом, которой он обыкновенно пользовался, когда молился.
Как только священник вошел, комиссары, видимо боясь оскверниться близость с церковником, поспешили перейти в переднюю.