Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

— Нет, ваше величество, я слышал лишь рассуждения общего порядка: о том, чтобы не произносить титул "величество" на церемонии открытия Собрания; о замене трона обычным креслом слева от председателя…

— Не видите ли вы в этом нечто большее, чем то, что господин Туре сел, видя, как сидит король?

— Во всяком случае, это новый шаг вперед, а не назад… Пугает еще и то, ваше величество, что господ Байи и Лафайета заменят на их постах.

— Ну, о них-то я ничуть не жалею! — с живостью воскликнула королева.

— И напрасно, ваше величество: господин Байи и генерал де Лафайет — ваши друзья…

Королева горько усмехнулась.

— Да, да, ваши друзья! Ваши последние друзья, может быть! Так поберегите их, ваше величество; если они еще пользуются хоть какой-нибудь популярностью, используйте ее, но поспешите! Их популярности, как и моей, скоро придет конец.

— Сударь! Вы указываете мне на пропасть, вы подводите меня к самому ее краю, вы заставляете меня ужаснуться ее глубине и не даете совета, как избежать падения.

Барнав на минуту замолчал.

Потом он со вздохом прошептал:

— Ах, ваше величество! И зачем только вас арестовали на дороге в Монмеди?!

— Ну вот! Господин Барнав одобряет бегство в Варенн! — воскликнула королева.

— Я не одобряю, ваше величество, потому что ваше нынешнее положение — прямое следствие вашего бегства; но раз этому бегству непременно суждено было иметь такие последствия, я сожалею, что оно не удалось.

— Значит ли это, что сегодня господин Барнав, член Национального собрания, направленный этим самым собранием вместе с господином Петионом и господином Латур-Мобуром с поручением возвратить короля и королеву в Париж, сожалеет о том, что королю и королеве не удалось пересечь границу?

— Давайте договоримся, ваше величество: сожалеет об этом не член Собрания, не коллега господ Латур-Мобура и Петиона — сожалеет несчастный Барнав, который теперь всего лишь ваш покорнейший слуга, готовый отдать за вас жизнь, то есть последнее, что у него есть.

— Благодарю вас, сударь, — отозвалась королева, — то, как вы предлагаете мне свою жизнь, доказывает, что вы из тех, кто не бросает слов на ветер; однако я надеюсь, что мне не придется от вас этого требовать.

— Тем хуже для меня, ваше величество! — воскликнул Барнав просто.

— Что значит "тем хуже"?

— Мне в любом случае суждено пасть, так я хотел бы, по крайней мере, не сдаваться без боя, а то произойдет вот что: в глуши моего Дофине, откуда я ничем не смогу вам помочь, я буду желать всего лучшего скорее молодой и прекрасной женщине, нежной и любящей матери, нежели королеве; те же ошибки, что были допущены в прошлом, определят и будущее: вы станете рассчитывать на чужеземную помощь, а она так и не придет или придет слишком поздно; якобинцы захватят власть в Собрании и не только в Собрании; ваши друзья покинут Францию, чтобы избежать преследований; те, кто останется, будут арестованы и отправлены в тюрьму, и я буду в их числе, потому что не желаю бежать! Меня будут судить, приговорят к смерти; возможно, моя смерть не принесет вам пользы и даже пройдет для вас незамеченной; да если слух о ней и дойдет до вас, она до такой степени окажется для вас бесполезной, что вы и не вспомните о тех нескольких часах, когда я мог надеяться быть вам полезным…

— Господин Барнав! — с достоинством произнесла королева. — Я понятия не имею о том, какую судьбу готовит нам с королем будущее, однако я твердо знаю, что имена людей, оказавших нам услуги, навсегда запечатлены в нашей памяти, и, что бы ни ожидало этих людей — радость или горе, их судьба не может быть нам безразлична… А пока скажите, господин Барнав, можем ли мы что-нибудь для вас сделать?

— Очень многое… вы лично, ваше величество… Вы можете мне доказать, что я в ваших глазах имею некоторое значение.

— Что мне следует сделать для этого?

Барнав опустился на одно колено.

— Позвольте поцеловать вашу руку, ваше величество!

На глаза Марии Антуанетты навернулись слезы; она протянула молодому человеку белую прохладную руку, к которой с разницей в один год припадали самые красноречивые уста Собрания: Мирабо и Барнава.

Барнав едва коснулся ее руки губами; можно было заметить: несчастный безумец боялся, что если он приникнет к этой прекрасной мраморной руке, то не сможет от нее оторваться.

Поднимаясь, он проговорил:

— Ваше величество! У меня недостанет гордости сказать вам: "Этот поцелуй спасет монархию"; я вам скажу так: "Если монархии суждено погибнуть, тот, кому только что была оказана эта милость, погибнет вместе с ней!"

Отвесив королеве поклон, он вышел.

Мария Антуанетта со вздохом взглянула ему вслед, а когда дверь за Барнавом захлопнулась, проговорила:

— Бедный выжатый лимон! Не много же им потребовалось времени, чтобы оставить от тебя одну кожуру!..

XXIII

ПОЛЕ БОЯ

Мы попытались рассказать о страшных событиях, происшедших на Марсовом поле во второй половине дня 17 июля 1791 года; попробуем теперь дать читателям представление о зрелище, явившемся взору после драмы, главными действующими лицами которой стали Байи и Лафайет.