Графские развалины

— Ну ладно, заступай дрыхнуть на пост. Или сочинять будешь? А мне, возможно, еще прогуляться по деревне придётся…

При последних словах Паша нахмурился.

— Что за прогулки? Помощь не нужна?

— Да нет, пройдусь по задворкам, Чака поищу, если до сих пор не вернулся. Я приехал, дверцу открыл — он выпрыгнул и был таков. Засиделся. Молодой кобель, годовалый, кровь в жилах играет. Сейчас небось породу местных жучек где-нибудь улучшает…

Он уехал, Кравцов отпер вагончик, отключил сигнализацию. Стал перекладывать лежавшие в карманах охотничьей куртки мелочи — и нащупал недавнюю находку. Складной ножичек.

Он внимательно рассмотрел трофей. Лет ножику немало — сделан еще в давние советские времена, на потертом зеленом пластике накладок выпуклая надпись: «2р. 40 к.». Два лезвия, открывалки для банок и бутылок, шило, штопор… Когда-то у юного Леньки Кравцова была похожая игрушка, подаренная отцом. Но, конечно, давным-давно потерял. А кто-то вот сохранил, сберёг. Большое лезвие вполне в рабочем состоянии — от частого контакта с точилом стало вдвое у

же, но идеально наточено.

Он выдвинул из рукоятки все металлические приспособления, нож лежал на ладони, как диковинное растопырившееся существо… А Кравцову всё сильнее казалось, что много лет назад он владел не просто похожей безделушкой, но именно такой …

Точно, он вспомнил: на металлическом оголовке его ножа были изображены две такие же рыбки, изогнувшиеся затейливым образом, словно собирались заняться нерестом в позе «69». В принципе ничего удивительного. В те годы заводы, выпускавшие ширпотреб, изобилием ассортимента не баловали — и если уж начинали что-то штамповать, то миллионами штук. Наверняка такие ножички лежали на всех прилавках от Камчатки до Калининграда.

Странно другое — какой удивительной цепочкой совпадений вернулся предмет, крайне похожий на утерянный пятнадцать лет назад… Порывшись в памяти, Кравцов вспомнил: посеял он отцовский подарок в последнее своё лето в Спасовке. Причём вроде бы как раз на полигоне, во время сбора грибов — подосиновики под тамошними осинами росли в сезон весьма густо.

Конечно, смешно думать, что нож пятнадцать лет дожидался владельца — металлические части давно съела бы ржавчина. Но все равно совпадение интересное…

Он машинально перевернул ножичек. И замер…

На пластике рукояти оказались нацарапаны две буквы — неровные, полустёртые. «Л» и нечто вроде завалившегося на бок «Y» — на самом деле незаконченное «К».

Надпись начал выцарапывать Ленька Кравцов пятнадцать лет назад.

НОЖ БЫЛ ТОТ САМЫЙ.

Кто-то его нашёл, неуверенно подумал Кравцов. Кто-то, постоянно ходящий на полигон за грибами… Нашёл, чтобы потерять спустя полтора десятилетия. Потерять ровнёхонько под приезд былого владельца. Забыть воткнутым в кору именно того дерева, под которым означенный владелец остановился пострелять вальдшнепов…

Он поморщился.

В любую из своих книг он такую случайность вставлять бы не стал — слишком невероятная. Скорее уж другой мальчишка имел те же инициалы. А память Кравцова сыграла дурную шутку, и никаких букв на пластмассе он не выцарапывал.

Наверное, так оно все и получилось. Вспомнить обстоятельства, при которых начал украшать рукоять своей монограммой, Кравцов не смог, как ни старался. Ложная память… Он сложил лезвия, сунул нож в карман… Но где-то глубоко засела уверенность:

НОЖ ТОТ САМЫЙ.

6

Прекратив ломать голову над находкой, Кравцов подошел было к компьютеру, но потом решил организовать себе поздний ужин, аппетит от прогулок на свежем воздухе разыгрался не на шутку. Поставил сковороду на плитку, плеснул растительного масла, распахнул дверцу холодильника…

И отдернулся.

Постоял несколько секунд, борясь с приступом рвоты, — и выскочил из вагончика.

Луна только что взошла. Старые липы отбрасывали в её свете длинные тени — черные, уродливые, шевелящиеся. Графские развалины громоздились безмолвным призраком.

Кравцов глотал прохладный ночной воздух, стараясь дышать размеренно. Спокойно, говорил он себе, спокойно… Четыре удара сердца — один вдох. Спокойно… Сейчас я вернусь, открою холодильник — и там ничего не будет, кроме оставшихся у меня продуктов… НИЧЕГО НЕ БУДЕТ. Лишь продукты…

Собравшийся взбунтоваться желудок успокоился. Но Кравцов не спешил возвращаться и открывать холодильник. Постоял ещё, выкурил сигарету. Потом решительно прошёл внутрь. Взялся за ручку холодильника, потянул — и уже не отпрянул при виде громадной оскаленной пасти…

…Собачья голова стояла на его собственной одноразовой тарелке, та была маловата для толстенной шеи ротвейлера — и часть продуктов оказалась загажена капавшей кровью. Суда по всему, кошмарный подарочек подкинули совершенно свежим, только что отрубленным. Но достаточно давно. Надпись, сделанная на дверце морозилки (которую Кравцов заметил не сразу), успела засохнуть. Сделанная кровью надпись.

Неровными буквами там было выведено одно слово:

УБИРАЙСЯ