Грань

Работала Лида в комплексном приемном пункте быткомбината, как было написано на вывеске, красовавшейся над дверями маленького домишки, который ютился рядом с продуктовым магазином. Но малиновцы все это хозяйство попросту называли бытовушкой. Коротко и ясно. В бытовушке было тесно, не протолкнешься среди жестяных умывальников, вешалок с платьями и брюками, мебели, валенок, сломанных и отремонтированных телевизоров. Хозяйку за столом в самом дальнем углу сразу и не разглядишь. Но бабы любили ходить в бытовушку, и не только по делу – по делу само собой – но и поговорить, пожалиться, а другой раз и поплакать. Ни дать ни взять, а второй сельсовет, только душевней. Лида крутилась со своими заказами, отчетами, успевала еще и выслушивать всех и для всех находила приветное слово. Особенно ее старухи любили, тем совсем немного требовалось – лишь бы выслушали. А что касалось работы, тут Лида готова была в лепешку расшибиться, а помочь: телевизор поскорей починить, платье-кофту пошить, валенки скатать – да мало ли какая нужда объявится вдруг в хозяйстве! В районе, где выполнялись заказы, Лиду побаивались – с живых не слезет, пока своего не добьется.

В Малинной ее называли только по имени-отчеству.

«Надо же, не забыла, вспомнила…» – удивлялся Степан, разглядывая бумажку с адресом. Поездку в райцентр решил не откладывать и сразу же засобирался на утренний автобус.

Мужики ему поглянулись. Степенные, обстоятельные, они не навязывались и не брали за глотку. Расспросили, какой дом нужен, какой лес есть, и сразу же назначили свою цену: желаешь – нанимай, а не желаешь – неволить не будем. Степан прикинул свои капиталы, почесал в затылке и согласился. Ударили по рукам. Договорились, что на днях мужики приедут со всем своим инструментом и сразу же возьмутся за работу.

Обратно в Малинную Степан ехал с легким сердцем. Дело, кажется, сдвинулось, а раз сдвинулось, значит, пойдет. Построит он свой дом, кровь из носу, но построит. Вспомнилась ласточка, ее гнездо, прилепленное под крышей брошенной избушки бакенщика, и он, как тогда на поляне, блаженно и спокойно расслабился на автобусном сиденье, поглядывая в окно, за которым уже синела Обь.

Прямо с автобуса Степан направился к Шатохиным. Давненько он у них не был, да и Лиде надо было сказать спасибо.

Едва только открыл калитку, как услышал громкий голос Сергея:

– Живей, орлы! Живей! Не слышу запаха резины!

Трое орлов ползали на четвереньках по ограде, ковырялись детскими лопатками в земле и вытаскивали гвозди. Обтирали их и складывали в ящик. Гвозди были новенькие. Трудились орлы молча, только пыхтели от усердия. Сергей сидел на крыльце, курил и время от времени командным голосом подгонял свое войско.

– Чего это вы копаете? – спросил Степан.

– А девок надо было рожать, спокойней жить. Лида тут три килограмма гвоздей принесла, забор в огороде поправить. Все в землю вколотили, в три-то молотка долго ли!

– А зачем?

– Заколачиваются легко! Тебе не понять. Чтоб до единого гвоздя выкопали! Ясно?!

Голос Сергея гремел сердито, зато всегда тяжелый, как у больного, взгляд теплел. Глаза улыбались.

Войска закончили раскопки, вытерли последние гвозди и унесли ящик в сенки.

– А теперь отбой. И никаких рассказов про армию. Действуйте.

Тройной тяжелый вздох, и орлы цепочкой потянулись к умывальнику. Отмылись, почистили зубы и прошагали в дом, крепко и глуховато постукивая босыми ногами по полу.

– Строго ты с ними.

– Крепче будут. Пойдем ужинать. Лида окрошку обещала наладить. Пойдем, пойдем.

Лида была на летней кухне и, судя по всему, в разбирательстве с гвоздями участия не принимала. Только вскинула голову и глянула на мужа с немым вопросом.

– Нормально. Осознали и даже обещали исправиться.

– Беда с архаровцами, – пожаловалась Лида, – что-нибудь да натворят. Ездил, Степа, в райцентр?

– Был, договорились. Спасибо, мужики вроде ничего.

– Вот и славно, к осени, глядишь, в свой дом войдешь.

Только сели ужинать, как притащилась Иваниха.

Была она в новой, пышной на заду юбке, шустра и говорлива, несмотря на свои семьдесят с лишним лет. Прищуря маленькие, поблекшие глазки, Иваниха долго разглядывала Степана.

– Никак парня не признаю. По обличию-то вроде знакомый, а вот чей – не признаю. Уж не Елены ли Берестовой сынок объявился?

– Он самый, бабуля.

– Домой потянуло? Домой-то всегда тянет. Я вот в город к своим приеду и больше недели жить там не могу – домой надо. Для меня и места другого, кроме Малинной, нету.

– Бабуля, – перебила ее Лида. – Садись за стол, за столом и поговорим.

– На-а-ак, я не ужинать пришла, Лидия Афанасьевна. Гостинчик вот ребятишкам, самы ранни нонче.

Иваниха вытащила из кошелки три махоньких пупырчатых огурчика, и Степан вспомнил, что бабка славилась в Малинной как редкая огородница. Мать всегда ходила к ней за семенами, и любая овощь, если семена были от Иванихи, росла и зрела отменно.