Грань

И тут с очередным ударом головки члена о что-то, очень глубоко внутри Ани, реакция началась: ее ноги задрожали, от ее лона по всему телу побежали сильнейшие импульсы, на коже выступили мурашки, а сама она зашлась в приступе невероятного восторга с громким долгим криком.

Пара разъединялась. Аня, тяжело дыша, извивалась на кровати в судорогах удовольствия.

Передышка была недолгой. Девушку снова перевернули, на этот раз на спину. Ее партнер небрежно расположился сверху. Движения были резкие и сильные. Каждый удар таза сопровождался громким шлепком. Аня царапала потные спину и руки, впивая ногти в трицепсы.

Он взял ее за горло одной рукой, сжал и увеличил темп. И скоро, воспринимая этот мир неясно из-за удушения, она ощутила, как горячая жидкость с напором заполняет ее изнутри.

Мужчина наконец извлек закончивший свое дело член. Спустя мгновение струйка клейкой спермы протянулась из вульвы и небольшой белой лужицей разлилась по простыне.

Аня с наслаждением откинулась на подушку и закрыла глаза. В следующей раз она открыла их, лежа в своем номере апарт-отеля, очередным прекрасным, солнечным зимним утром.

Глава 16

В кабинете на втором этаже было жарко и душно. Мысли путались, мешались и теряли ориентацию в этой духоте. Они то и дело норовили спрятаться друг другу за спину, смешаться с окружением, пропасть или вовсе раствориться в голове.

Эрик запустил пальцы себе в волосы и сильно помассировал голову, пытаясь сосредоточиться на пустяковой, в общем-то, задаче. Только вот невыносимая жара никак не давала этого сделать. Он резко повернулся на кресле, поднялся и распахнул настежь окно. В кабинет дохнуло морозным уличным воздухом, разом перехватило дыхание. Однако уже после второго вздоха Эрик совладал с суровым ледяным воздухом и теперь жадно втягивал в себя его массы одновременно и носом, и ртом. Грудь его высоко вздымалась и опускалась. Казалось, молодой человек никак не мог надышаться, а горячую грудь и лицо, которые пошли от жары красными пятнами, не мог охладить даже звенящий свежестью студеный сибирский воздух.

После того как Эрик проснулся, подавляющее большинство своих действий он делал в прострации на полном автомате. Как только он открыл глаза, разбуженный пиликанием телефонного будильника, он сразу принялся вспоминать, что именно было не так и в чем подвох. В том, что подвох этот непременно есть, Эрик не сомневался ни секунды. Он лежал в своей кровати, пялился невидящим расфокусированным взором в потолок и упрямо своим едва отошедшим ото сна мозгом пытался понять, что же не так. Каждому знакомо это чувство. Вы словно ощущаете это в ментальном своем теле, душе, если угодно. Скажем проще: вы ощущаете это в себе, некую иглу или занозу. Эта заноза пульсирует и ноет в вашем сознании, доставляет дискомфорт, но вы не понимаете, что же это впилось сейчас в вас, в чем причина и почему это не позволяет вам жить спокойно. И нет бы смириться и отпустить это гнетущее чувство, сфокусироваться на чем-нибудь приятном и вспомнить наконец, что в жизни все по-прежнему вполне сносно, а если вдуматься, то очень даже хорошо, а если подумать еще лучше, то просто чудесно. Но нет! Человек бросает все свое внимание, волю и концентрацию, чтобы локализовать эту наглую пульсирующую занозу, вынуть ее из себя, а затем долго и пристально рассмотреть во всех подробностях. Подвергнуть изучению каждую ее грань и малейшую шероховатость. Наблюдать, как по этим неровностям стекает слезами кровь твоей души. И все изучать ее и изучать, во всех ракурсах рассматривая этого возмутителя спокойствия. До тех пор, пока не становится ясно, что ты держишь и вертишь в руках никакую не занозу или иголку, а кусок собственной души, вырванной твоими же пальцами. В поисках мнимого несовершенства ты нашел еле заметную неровность, подцепил ее, расковырял и вырвал с корнем. Хотя мог бы просто не обращать внимания и спокойно жить дальше. И теперь, разумеется, в твоем более или менее целостном до этого, зажившем после последнего самокопания панцире зияет очередная кровавая трещина.

Иногда извлеченное таким образом из самого себя «несовершенство» не дает жить целыми днями. И ведь никто, как правило, не задумывается, что, быть может, природа неслучайно заставляет нас с таким трудом вычленять причину наших терзаний? Что раз она так глубока и неочевидна, то в таком случае, быть может, она и не стоит нашего внимания? Но нет! Человек призывает на помощь весь свой анализ, всю свою память и логику, с их помощью находит эту крохотную часть себя и начинает вытягивать. И, вытягивая, на остриё этой тонкой и маленькой иголки невольно наматывает целое веретено перепутанных между собой чувств и мыслей. Они цепляются друг за друга, вытягивая за собой из души все новые и новые переплетения. А склонный к негативизму человек, естественно, смотрит на распускающуюся по ниткам душу и сквозь открывшуюся брешь видит, но в подавляющей массе дорисовывает, все масштабы своей никчёмности.