— Не отправят. Те ещё хуже. Сеппо, покойник, царство ему небесное, писал: «Больная проживает с сыном и с двумя кошками. Одна из кошек белая». Джонса без врача к алкоголику отправили. Сдаёт карточку, которая начинается: «На момент прибытия «Скорой» тело стоит качаясь и выражается нецензурно». А у Ольгерта Полли вообще шедевр творчества: «После проведённой терапии. Двоеточие. Дыхание отсутствует. Пульс не определяется. АД ноль на ноль. Констатирована биологическая смерть». Знать, неслабо полечил!
На звуки музыки сходился народ из окрестностей. Жители Рилса, лежащего ниже по течению, даже толком испугаться не успели, настолько быстро всё завершилось. Подходили, перебравшись через реку на уцелевших лодках, и погорельцы, оставшиеся в живых. Сверху нам хорошо было видно, как выносили на берег чаны с брагой, жарили на угольях рыбу, тащили огромные корзины фруктов. Молодёжь собиралась поближе к музыкантам, там кружились в быстром танце пары.
— Немногого же стоит их благодарность, — желчно заметила Люси, — даже к столу не пригласят.
— Ты ещё не отвыкла от этих глупостей — ждать чего-то от нашего населения? «Спасибо» сказали — и будь довольна.
— На хлеб мне мазать то «спасибо»? — мрачно процедила начальница. — Так в нём калорий ноль.
Вверх по склону в нашу сторону двинулась небольшая группа.
— Зря вы, пани Рат, на население грешили, — обратил на них внимание Войцех, — вот, похоже, и приглашающие.
— Пока ещё не пригласили, — пессимистично буркнула мышь.
Пессимизм оказался оправданным. К нам прислали пострадавших из сгоревшего посёлка.
— А я что говорила?
— Ну… Хочется всё-таки думать о людях хорошо.
— Когда б мы с Шурой от своей клиентуры хорошего ожидали, наши гробы давным-давно в болоте бы гнили.
— У вас — специфика…
— У нас у всех специфика. «Скорая помощь» называется. Чем лучше для них постараешься, тем вернее на тебя жалобу напишут.
Бетти и Саре достался высокий худой старик с буквально измолотыми в крошку рёбрами справа. Насколько мы поняли, он, споткнувшись, упал, а обезумевшая от страха толпа пробежала прямо по его телу. То, что он дошёл до нас на своих ногах, было просто удивительно.
Войцех увёз женщину, свалившуюся с мостков, — у неё наличествовал сложный перелом плеча.
Рядом с нами остался паренёк, на вид лет четырнадцати. Он бережно поддерживал левую руку на весу правой. Больное место было туго замотано грязной тряпкой.
— Показывай.
Под тряпкой обнаружилось почти здоровое с виду предплечье, на котором просматривалось лишь одно маленькое чёрное пятнышко. Мы вгляделись. Крошечная с виду ранка с обугленными краями уходила в глубь тканей, словно в руку ткнули раскалённой спицей. Маскирующая повреждение краснота отёка ещё не успела нарасти вокруг. Одна-единственная капелька той пылающей мерзости, которой полили реку наши соплеменники!
Я попытался измерить глубину раны чистой иглой от шприца. Игла провалилась до канюли, не найдя дна. Меня передёрнуло. Щёки залила краска стыда за свою принадлежность к обществу, где не только производят подобные вещи, но и экспортируют, чтобы заливать ими волшебные миры, превращая их в безрадостные подобия собственного.
Морфий под кожу. Стерильный бинт. Перевязь, чтобы подвесить руку.
— Зенит, нам номер наряда и маршрут до Озёрной больницы. Замену в Фишеч, если нужно. Здесь ни одной бригады не осталось.
— Поняли вас, девятнадцать. Записываем…
Двигатель вездехода покашлял пару минут, громко чихнул и заглох. Стрелка уровня топлива прочно обосновалась на нуле.
— Послал господь пилота! Сколько в посёлке стояли, не удосужился у соседей канистру бензина спросить! Что, толкать теперь до самой больницы?
Патрик бестолково переминался с ноги на ногу, разводя руками. Оправдываться было бессмысленно.
— Звони, Шура. Вот позор на наши головы! — Люси злобно сплюнула и отправилась проведать пациента. Морфий сработал, боль отступила, паренёк измученно забылся прямо на жёсткой лавке салона. Сожжённую руку он, выпростав из подвески, откинул далеко в сторону, оберегая во сне.
— Прозевавшие Бензин один-девять, к вам сейчас подойдёт четвёртая кардиологическая, отольёт немного.
— Спасибо, Зенит.
Патрик заметно обрадовался. Благо, что подмога поблизости нашлась. Могли бы припухать долго.
— Господь к убогим милостив, — пояснила начальница, в упор глядя на нашего бездарного водилу.
За кустами показалась высокая крыша реанимобиля. Вскоре он притёрся бортом к борту нашего обшарпанного транспорта. Патрик отправился за ведром и шлангом, а я, посадив мышку на плечо, вылез поприветствовать коллег. Дверцы машины распахнулись. Сердце моё ёкнуло. Интересно, побьют меня или удастся свалить вину за такую трапезу на начальницу?
Медики обрадованно замахали руками. Похоже, морда лица останется цела. Я осмелился подойти, поздоровался.
В ответ парни рассыпались в благодарностях. Они горячо клялись, что вкуснее не едали если не в целой жизни, то уж, во всяком случае, в этом мире. А дешевизна обеда привела их в такое изумление, что до сих пор деньги пересчитывают, не в силах поверить, что отдали так мало.