Грани миров

Она подняла младенца и, прижав его к груди, покачала. Внезапно взгляд ее упал на мертвое тело матери подростка.

– Лиза, господи, боже мой! Что… что с ней?

– Она умерла. Не кричите, испугаете малыша.

Все также покачивая ребенка, женщина какое-то время в оцепенении смотрела на погибшую, потом опустилась на землю рядом с мужем и Сергеем.

– Лиза из Москвы, мы с ней четвертый год в этом санатории отдыхаем, – неестественно спокойным голосом сказала она, в оцепенении глядя прямо перед собой, – раньше мы дружили, она мне все про себя рассказывала, а потом надулась – я, видите ли, всем передаю, что она мне говорит. А что я такого кому передавала? Мне-то все равно, мне есть, с кем общаться. С Щербиниными вот в этом году сдружились – они наши земляки. Из наших мест вообще много народу в этот санаторий ездит. А ничего, что Прокоп все в обмороке?

– Так даже лучше – он не чувствует боли.

– А, тогда ладно. А Юрка-то все стонет, что с ним? Я не могу подойти, я крови боюсь, а он весь в крови, – ее вдруг начала колотить дрожь.

– Это не его кровь – матери. Ничего, он придет в себя, – у Сергея все сильней болела голова, он лег на спину и закрыл глаза, а женщина, как в забытье, покачивала уснувшего младенца и возбужденно говорила, перескакивая с темы на тему:

– Молодой вы больно для ученого. Я все думаю, зачем нужны академики, если они заранее ничего сказать не могут? Кто ведь мог знать, что так получится – поехали на экскурсию. Щербинины, вот, погибли – разом и Андрей, и Зинка. Там, где они сидели, все в лепешку было. Как же так-то? Только что мы с ними бутерброды ели, и Зинка еще сказала, что колбаса несвежая. Хорошо еще, что мы с вами сейчас двое тут, а то я бы вообще сошла с ума. Ужас какой, меня всю аж колотит, а вас не колотит? Ваську теперь в детский дом, наверное, отправят. Я даже думаю, что, может, не надо было его вытаскивать – пусть бы уж они все вместе. Я видела, в каких условиях дети живут в детских домах, это ужас! Отправят его в детдом, как вы думаете?

Зубы ее мелко стучали, и странное оживление, звучавшее в голосе, явно указывало на то, что женщина не в себе. Нужно было поддерживать разговор, иначе она могла выкинуть что-либо непредсказуемое, и Сергей ответил, как можно спокойнее:

– Почему же, необязательно в детдом, у них, может, родственники есть.

– У Зинки сестра в Воронеже. Семейная, правда, и дети есть, но она, может, Ваську и возьмет – они всегда душа в душу жили. А вот Юрка у Лизы один остался.

– Ну, так он уже большой мальчик.

– Какой большой! Моему Алешке тоже четырнадцать, как и ему. Остался бы сегодня сиротой – мы с Прокопом ведь тоже могли бы погибнуть, если б сидели с другой стороны. И вы нас, хорошо, вовремя вытащили. Все случай – как я подумаю, что… Как в жизни получается, да? А вот у Юрки теперь никого. У вас нет закурить?

– Я не курю. А что, у него разве нет отца?

– Отец-то есть, без отцов дети не родятся. Только где он? Лиза была мать-одиночка, она Юрку в пятнадцать лет родила. Дружила с курсан-тиком одним, а родители поощряли и одних их оставляли – думали, что порядочный, и если что, то женится, потому что квартира у них московская и все такое. После войны-то родители на что угодно были готовы, чтоб девок замуж выдать. А он, когда окончил, покрутил хвостом, плюнул на Москву и уехал к себе на родину в Таллинн – там ему родственники эстонку нашли. Родители, правда, потом Лизу никогда ребенком не попрекали – чувствовали, видно, что и их вина в этом деле есть. Тем более, чего попрекать, если они не нуждались – отец у них очень хорошо зарабатывал. Только в шестидесятом он под поезд попал, и тогда вот Лиза на вредную работу с химией устроилась, чтобы семью поддержать – у нее ведь еще и сестренка младшая. На производстве им из-за этого постоянно сюда путевки и дают – из-за вредности. Юрку она тоже всегда с собой привозит. Другие в отпуске погулять любят, а она – ни-ни! – все с ребенком. Теперь не знаю, как у них чего будет – Лиза ведь одна и сестру, и сына тянула. И за матерью еще ухаживала – мать у них три года раком болела, этой зимой только умерла. Сестренке восемнадцать, она учится на первом курсе, а Юрка очень к матери привязан был, слышите – все маму зовет. Закурить у вас не найдется? Я в автобусе, жалко, сигареты оставила.

Столь искреннее сожаление о забытых в автобусе сигаретах показывало, что у женщины после перенесенного кошмара действительно не все в порядке с головой. Ладно, пусть побольше говорит – на любую тему, лишь бы только чего-нибудь не сотворила. Надо продолжать разговор, но нет сил.

– Я не курю, я же вам сказал, – Сергей потер лоб, потому что туман опять начал наваливаться, и в висках пульсировала боль.

– Да-да. А вы тоже бледный, голову ушибли?

– Есть немного. Ладно, ничего страшного.

– Спасибо вам, если б не вы… Не знаю, как вас… – она вдруг чисто по-женски всхлипнула и зарыдала в голос.

Только истерик ее сейчас им не хватало! Превозмогая боль, он попробовал пошутить: