Грани миров

«Не дай бог, мамаша Лены услышит», – подумала Людмила, а вслух строго сказала:

– Не надо это повторять, это некрасиво.

– Почему? Я тоже хочу триппер.

– Это очень некрасивое слово.

Антон был поражен до глубины души – слово понравилось ему своей загадочностью, а теперь, выходит, что оно некрасивое. Но ведь его сказала взрослая тетя!

– Еще некрасивее, чем у папы Владика? – уточнил он, вспомнив, как его ругали за слова, которые ему поначалу показались тоже невыразимо прекрасными – их сказал папа одного из мальчиков в их группе, когда пришел забирать сынишку, будучи сильно навеселе.

– Еще некрасивее. Иди играть, Антоша, или ты хочешь, чтобы я тебя тоже увела в корпус?

Антоша этого совершенно не хотел, поэтому побежал играть, прижимая к груди мячик. Людмила на всякий убедилась, что от собаки нет никакого вреда – поджарый пес, греясь на солнце, мирно дремал шагах в десяти от песочницы, – и закрыла глаза. Ей не хотелось думать об Андрее, но мысли против воли лезли в голову. Потом он и сам подошел к ней, взял за руку и сел рядом, а глаза у него были сине-голубые. Как море? Или как небо?

Она открыла глаза и поняла, что заснула. Где-то слышались голоса – многодетная перепиралась со своими четырьмя близнецами, которые ни в какую не желали идти обедать.

– Вы чего на обед-то не собираетесь? – спросила мать близнецов у Людмилы, угомонив и собрав наконец свой выводок. – Время уже. А где ваш Антоша?

Антоши не было – ни в бассейнчике, ни в песочнице, ни у кромки воды. Стали спрашивать у близнецов, но те помнили лишь, как пришел дядя сторож и прогнал собаку, а где был в это время Антоша и что делал, никто из них не заметил.

– Антоса к морю посол, – прошепелявила вдруг Верочка, которая среди близнецов считалась старшей, и указала пальцем: – Вот его мятик.

В прибрежных волнах действительно плескался до боли знакомый пестрый мячик. Людмила бросилась к этому мячу, и вот уже вокруг нее тревожно загудели, загомонили встревоженные голоса, какие-то мужчины в плавках ныряли в воду, отплевывались и снова ныряли. Плачущий женский голос отчетливо произнес: «утонул мальчонка». Лицо Людмилы оставалось безмятежно-спокойным, она лишь прижала руку к груди и медленно начала куда-то проваливаться. Последней мыслью ее, перед тем, как ушло сознание, было: «Мне наказание, что слишком много о НЕМ думала – о ребенке надо было думать».

А Антоша брел по пыльной дороге рядом с псом, которого сердитый дядя с красным лицом пинками выгнал за ограду санатория. Сторож был и впрямь зол на собаку, потому что администратор из-за нее сделала ему выговор, пообещав уволить в два счета – это тебе, мол, ведомственный санаторий, тут большие люди отдыхают, и никто церемониться не будет. К тому же он был пьян, поэтому не заметил, как мальчик увязался за собакой и пролез в щель между прутьями решетки – достаточно широкую для такого малыша.

Антоша, большую часть своей жизни проведший в яслях, прекрасно знал, что за ограду нельзя, а отходить куда-нибудь – тем паче. Однако, когда сторож побил собаку, ему вспомнилось, как его самого в сердцах отхлестала по щекам воспитательница. И ни за что – он ведь не нарочно вылил борщ, его Димка толкнул. Подробности эпизода, собственно, в памяти мальчика давно потускнели и почти забылись, но чувство обиды засело прочно и теперь вновь нахлынуло, вызвав сочувствие к незаслуженно побитому псу. Антоше захотелось пожалеть собаку, он побежал за ней и долго шагал рядом, поглаживая короткую жесткую шерсть, а когда оглянулся, то санаторий уже скрылся из виду.

Другой мальчик, возможно, тут же испугался бы и начал плакать, но только не Антон – он твердо знал, что не потеряется. Если человек может сказать, как его зовут, как зовут его маму, и какой у него адрес, то он никогда не потеряется – так сказала мама, а мама знала абсолютно все. Поэтому они с мамой много раз играли, будто Антоша потерялся в чужом городе и должен ответить на вопросы прохожего. В результате он так навострился, что в любую минуту готов был рассказать о себе абсолютно все и без единой запинки. Сейчас его немного смущало, правда, что рассказывать было некому, разве что псу – вокруг ни души. По шоссе, поднимая пыль, проносились машины, и любой шофер остановился бы, увидев одиноко бредущего по дороге крохотного ребенка, но Антон держался у обочины и на проезжую часть не выходил – он знал, что это опасно, потому что автомобиль большой и может его задавить.